Изнанка матрешки. Сборник рассказов
Шрифт:
Даже ответил:
– Погуляем… В Берлине их проклятом.
– Правильно, Вася, говоришь. Верь, и чёрт тебе не страшен! – Старик замер, вглядываясь с прищуром в позёмку, и сразу поглушевшим голосом проговорил: – А вот, кажется, и он…
Семаков увидел фашиста, который бежал прямо на его окоп. Он дал по нему короткую очередь. Немец будто споткнулся, упал.
– Жив, гадина! – сквозь зубы процедил дед. – Вот он как сейчас…
Фашист вдруг вскочил на ноги и метнул гранату.
Граната, Семаков рассмотрел её во всех деталях, медленно кувыркаясь на фоне мутного неба, описала пологую дугу и упала прямо в окоп между ним и дедом.
Он онемел, а потом никак не мог вспомнить, о чём он тогда подумал. Только глаза его с необыкновенной живостью успевали увидеть, как рядом появился Алексей Ковалёв и в упор застрелил метнувшего гранату, как дед, сверкнув из-под густых бровей прощальным взглядом, аккуратно лёг на гранату, сжался над ней, чтобы ни один осколок не поразил его, Василия…
Граната рванула с утробным звуком.
Они похоронили деда тут же, в окопе, сразу после боя…
– Что ж, Вася, если это был ты, то я тебе… Ну, почему это не я? – тоска в голосе друга поразила Семакова и у него даже увлажнились глаза. А Алексей продолжал говорить: – Прекрасная, нужная тебе самому… кончина. Достойная тебя и жизни, продолженной себе, молодому… Не осуждай меня, но я тебе завидую, Вася!
Слова Ковалёва, как готовые проклюнуться к жизни зёрна, падали на почву готовности Семакова совершить поступок деда Тараса. Ни страха, ни неприятия будущего он не испытывал. Был готов ко всему и желал лишь одного – чтобы свершилось, чтобы не было обмана…
– Прощай, Алёша! – сказал он и вздрогнул от происходящей вокруг перемены обстановки.
– Прощай, Вася! – донеслось словно издалека. Но уже не было в руках телефонной трубки, уже истончалась ночь, быстро переходя в день, а всё слышалось: – Передавай привет нам… молодым…
Семаков как будто проснулся после хорошего сна.
– Ты, дедок, спишь, даже пушек не слышишь, – простуженно говорил подтянутый капитан. – Мы тут у тебя поживём. Не возражаешь?
– Стерлик! – вспомнил Семаков, обрадовался, что не промахнулся в ожидании, но потом остро почувствовал произошедшее и подумал: – «Осталось шесть дней…»
А в окно было видно: по улице к дому идёт молодой лейтенант Ковалёв. И ветер со снежком дует ему в лицо…
АБСОЛЮТНЫЙ ВОР
Жестоко избитый и выброшенный в окно со второго этажа, Андреотти лежал в кустах и стонал от боли и обиды. Обиды на себя, на девчонку, закричавшую от испуга при его появлении, на лакеев и стражников, сноровисто зажавших его как жертву в угол и профессионально оттузившие её, а теперь, как было слышно, они намеревались выйти в парк, отыскать его и поддать ещё.
Их появления не было смысла ожидать, и Андреотти со стонами пополз к забору, огородившему этот прекрасный и богатый загородный дом известного в стране миллиардера. В доме было чем поживиться. Но в последнее время у Андреотти уже в который раз оказывалось: что-то не предусмотрел, не рассчитал, не учёл. И сегодня вот – вместо поживы хорошо бы унести ноги.
– Андреотти, – вдруг услышал он голос, снисходивший на него как будто с неба. – Хотел бы ты стать абсолютным вором?
– Что это ещё за абсолютный вор? – не замедлил спросить Андреотти с вызовом к незнакомцу или кому там ещё, заставшем его в таком плачевном состоянии.
Он в это время как раз сделал передышку в гуще куста и прислушивался к перекличке охотников за ним, уже вышедших в парк.
– Абсолютный, значит такой, для которого нет невозможного, – монотонно пояснил голос. – Может украсть всё и всегда, что угодно душе.
– Кто не хочет? – резонно согласился Андреотти, пытаясь рассмотреть говорящего, и так же резонно добавил: – Только какого дьявола сам не воруешь?
– Мне уже не надо, но дар абсолютного вора могу тебе передать.
– Живут же некоторые! – то ли осудил, то ли позавидовал Андреотти. – А мне вот надо бы. И ещё как. – Помолчал и выпалил: – Передавай, коль можешь!
– Тогда встань и следуй за мной.
Андреотти хотел возмутиться. Правая нога его не слушает – не сломана ли, а левая рука явно вывихнута, на лице, поди, сплошной синяк – глаза уже почти не видят. Но тут он прислушался к себе и не почувствовал боли, а когда встал на ноги, они оказались целыми, а руки свободно сгибались в суставах, а на лице – бархат кожи, которой так гордился и дорожил красавец Андреотти.
– Ты смотри! – восхитился он и увидел перед собой неясную тень широко расплывшейся фигуры человека, а. может быть, и дьявола. Сейчас бы он поверил и в последнее.
– Но помни, Андреотти, дар мой не прост. Ты вор абсолютный… Абсолютный! – предупредила как заклинание тень и истаяла.
– Это мы сейчас проверим! – хохотнул в пустоту Андреотти, обретя врождённую уверенность и жажду приключения.
Лакеи и охранники бродили в парке. Девчонка при его появлении, не пикнув, упала в обморок. Никто не помешал ему хорошо поискать и кое-что найти.
… На целый месяц весь мир будто отвернулся от него и прикрыл всевидящие глаза, подставляя карманы с бумажниками, драгоценными безделушками, ценными бумагами. Да мало ли что можно найти в домах, коттеджах, карманах и сейфах ротозеев, для которых ловкий и неуловимый Андреотти стал кошмаром.
О нём уже говорили, узнавали на улице, забирали в полицию, но не пойман – не вор.
А уж завидовали как…
Однажды в баре кто-то рассказал о бриллианте, хранящемся якобы в родовом замке Ордони под неусыпным оком дюжины молодчиков и самого хозяина, престарелого аристократа.
– Вот это камешек, – подзадоривали многочисленные друзья, враз появившиеся у сорящего деньгами Андреотти. – Никогда не украсть, даже тебе.
На что он усмехнулся пренебрежительно и на вызов ответил коротко:
– Посмотрим!
И решил не откладывать обещание, тут же сел в поезд и уже через три часа стоял у массивных ворот замка Ордони, грозным феодальным прошлым, неприступными стенами и стражей, косо поглядывающей на надоедливо маячившего незнакомца у ворот.
Не будем описывать все перипетии, как Андреотти проник в замок. Впрочем, он и сам бы затруднился объяснить, как именно. Обычное дело: ловчил, хитрил, рассчитывал каждый шаг и движение до нюансов, был весь во внимании и слухе, избегал рискованных путей. А в результате стража осталась охранять ворота и стены, вор же затаился в чреве замка.