Изобретение зла
Шрифт:
– Бери. Если что, то сойдет за оружие. Знаешь куда идти?
– Да.
Они поднялись на третий этаж и Кощеев постучал в дверь палаты девочек.
Никто не ответил.
– Может быть, неприлично входить?
– Входи.
Он вошел в темноту, споткнулся о банку, нащупал ближайшую кровать и потормошил лежащую.
– Привет, - сказала лежащая совсем не сонным голосом.
– По делу или в гости?
– Мне нужна Синяя.
– А Синей нет. Что-то она всем нужна. Нужненькая наша.
– Почему её нет в четыре часа ночи?
– А она у нас большая. Она с мальчиками гуляет.
– Сразу с двумя, - добавил ещё один голос от окна.
– Где она может быть?
– Поищите и найдете. Ее недавно позвали. Может полчаса.
– Кто позвал?
– Мальчик, конечно, а кто ж еще?
Кощеев вышел и зажмурился от света.
– Ну что?
– Ее нет. Приходил мальчик и она пошла с ним.
– Понятно. Сколько ей?
– Лет восемь или девять.
– Тогда изнасилование исключается, - задумчиво сказал Федькин.
– Разве что какой-нибудь псих. Возможно корыстное престуление. Выкуп, например. Что ты думаешь насчет выкупа?
– Я не знаю. А если любовь?
– Какая тебе любовь в восемь лет!
Они подошли к столику дежурной по отделению. Столик, как обычно, пустовал.
На столике стоял пустой графин и внутренний телефон, без диска.
– Слушай, - сказал Федькин, - а почему ты подошел к телефону, который не звонил? И номера ты не набирал. Как же ты мог разговаривать? Еще немного и стану тебя подозревать.
– Я не имею полномочий тебе рассказывать.
– Ну ладно, как хочешь. Но я подозреваю.
– Не веришь, попробуй сам.
– Что, прямо так?
– Да, просто подними трубку.
Федькин поднял трубку. Его лицо изобразило крайнее удивление, затем недоверие, затем профессиональную озабоченность.
– Что там?
– Ничего. Уже.
– Как?
Кощеев никогда не сталкивался со смертью лицом к лицу и в глубине души считал смерть выдумкой или, на крайний случай, особенной болезню стариков. Он не мог представить себе, что способен умереть сам, не мог представить, что исчезнет какое-нибудь из знакомых лиц.
– Уже убита. Лежит в старом здании. Мертвых видел?
– У тебя, под простыней.
– А еще?
– В кино.
– Тогда не надо туда идти. Ты не представляешь, что с ней.
– Что?
– Тут есть легенда, о раздирателе. Не слышал? Вроде он живет в старом здании и раздирает каждого, кто туда войдет. Конечно, никого там нет, но и люди там не появляются. Он каждого раздирает на две половинки.
– И ее?
– Нет, её восемь раз проткнули заточенной ложкой. Так мне сказали по телефону. Теперь прут тебе не нужен, отдай.
– Да я сам понесу.
– Давай, давай сюда.
Федькин протянул руку и отобрал прут. Потом бросил его в угол и завернул руку Кощеева за спину. Кощеев закричал и удивленно прислушался к своему голосу.
– Что, больно?
– спросил Федькин.
– А будет ещё больнее. Ты у меня узнаешь, как детей убивать!
– Но почему я?
– Они мне все рассказали. О том как ты украл ложку, как ты её точил, как завлек ребенка обещаниями и заколол. Они знают все подробности!
– Но это не я!
– В другом месте объяснишь!
Он ударил Кощеева по затылку, взвалил на плечо и оттащил в морг. Там запер в одну из выключенных холодильных камер. Потом позвонил и вызал спецотряд.
Спецотряд прибудет минут через десять, так они сказали. Ну что ж, за десять минут не помрет, - подумал Федькин, - а помучиться успеет.
И Федькин включил холодильник. Кощеев очнулся и стал стучать изнутри.
– Стучи, стучи, изверг. Может, согреешься.
34
Спецотряд прибыл с опозданием, минут через сорок. Десяток отборных ребят с боевыми лучевиками и майор, совсем не боевого вида. Майор был толст, медлителен и обращался с собственным животом, как с наибольшей ценностью. Майор отодвинул ногой табурет и попросил мягкий стул. Федькин стул предоставил и майор стал усаживаться, располагая свой живот поудобнее. Потом вздохнул и сказал Федькину приказательно:
– Уйди.
Отборные ребята с лучевиками в это время бесшумно двигались по коридору, выходили и входили в подотчетное помещение.
– Не могу, - ответил Федькин.
– Тебе шо, письменный приказ дать? Э, Скворец, подай ручку, я ему приказ выпишу!
Скворец повиновался.
– И шоб я тебя тут не видел!
– А как же девочка? Я должен принять тело.
Майор повернул голову и пристально посмотрел на Федькина.
– Какая девочка?
– сказал он.
– Какая девочка, пошел ты к черту! Все девочки живы и на месте. А парня да, закололи, и закололи острым продолговатым предметом. Да, только не у тебя в хате, а на улице. Он вмерз в лед и лежит, понятно? Я двух ребят так поставил. Или двух много? спросил он сам себя и забыл о Федькине.
– А девочку не убивали?
– спросил Федькин, но вопрос остался без ответа.
Федькин,опечалясь, выбрел из подотчетного помещения. Лихие парни с лучевиками передвигались по коридору - как тени, без единого звука. Чем они все занимаются?
– подумал Федькин и нащупал в своем кармане кассету с записью телефонного разговора. Ага! Так я тебе и покажу, пузатый!
Спустившись к центральному входу, он встретил дежурного и поговорил с ним.
Потом вошел в комнатку для персонала и позвонил районному психиатру, Арнольду
Пакрину. Пакрин ведь убедительно просил все ему сообщать. Трубку подняла женщина с глубоким и мелодичным голосом.
– Я Федькин, из госпиталя, - сказал Федькин, - а с кем я говорю? У меня важное сообщение.
– Вы говорите с единственной любовью Арнольда Августовича, официальным тоном произнесла женщина. Ваше сообщение принято. Ждите, через полчаса будем.
Пленку передадите из рук в руки.
Повесила трубку.
Как же так?
– подумал Федькин, - как может быть принято сообщение, если я ничего не успел сказать? И откуда она знает про пленку?