Изобретение зла
Шрифт:
– Сейчас расстегни плащ.
– На сколько пуговиц?
– На все.
– Это не лучшее время для двусмысленных предложений.
Черный уже сжимал в кармане ложку с ручкой, отточенной о камень проткнет ему бок не хуже финки. Но лучше, если плащ будет расстегнут надежнее.
Пестрый расстегнул плащ:
– Побыстрее пожалуйста, а то мне холодно.
– Совсем не холодно, всего градуса четыре; это к утру похолодает, сказал
Черный и ткнул лезвием.
Лезвие прошло сквозь воздух.
– Скажите, Холмс, -
Черный снова пырнул лезвием и снова не попал.
– Вам следовало бы затачивать вилку, дорогой профессор, тогда бы у вас было в четыре раза больше шансов.
Пестрый сделал быстрое движение и у Черного потемнело в глазах. Что-то слегка хрустнуло в плече.
– Я восемь лет проучился в спортинтернате, - сказал Пестрый, - и проучился именно этому. Заточенную ложку я вычислил ещё за обедом. Давай её сюда.
Черный отдал.
– Теперь можешь вставать. У тебя точно был план побега или ты только голову морочил?
– Сбежать нельзя, - сказал Черный, - Мы в Машине.
– Только не пичкай меня детскими сказками. Никакой Машины нет. Вот уже двести лет, как она сдохла, ко всеобщему счастью. Или ты в школе не учился?
– Слушай, - сказал Черный, - я тебе расскажу. Мы все разных цветов, правильно? Задумайся об этом, очнись! Ведь люди не бывают разноцветными! Мы в игре, как пешки! Нами играют, пока не заиграют до смерти. Оглянись вокруг: переулки завязаны узлом - это для того чтобы мы не могли уйти. А кто подсунул нам цветные плащи в раздевалке? Они же видят каждый наш шаг! Ты знаешь, что бывает в таких играх? Нас десять, и мы должны убить друг друга. Из десяти остается один. Он будет играть дальше.
– Я не понял. Повтори ещё раз и помедленнее. Мы в игре? Машина играет с нами?
– Да.
– Зачем?
– Для развлечения. Играют всегда для развлечения.
– Какие наши шансы?
– Никаких. То есть, один к десяти. Один из десяти останется жив.
– Что можно сделать?
– Ничего.
– Допустим. Я и сам почти догадывался. Откуда ты знаешь?
– Я уже играл однажды.
– А синяки на твоем лице?
– Да.
– Зачем ты мне это сказал? Я же могу запросто тебя зарезать? Если поверю?
– Ты не сделаешь этого. Ты не станешь убивать девять человек ради удовольствия потом убивать ещё девять человек, а потом ещё девять человек и так далее. И ты никогда не убьешь девочку, поэтому тебе не нужно убивать и меня.
Ты не сможешь победить.
– Какую девочку?
– удивился Пестрый.
– Маленькая Синяя тоже в игре. Ты же не станешь её убивать?
– Нет. А если мы будем тянуть время?
– Тогда включится первый уровень, протом второй, потом третий. На третьем уровне будут кусаться даже камни. Все равно останется один из десяти.
– Пускай, - ответил Пестрый, - но сам я убивать не буду.
Подожду, пока тебя загрызет твоя собственная кровать, например. Или задушит твоя собственная тень, обмотавшись вокруг шеи. А вообще, я тебе не верю. Но допускаю твою правоту в качестве рабочей гипотезы.
– Можно проверить.
– Проверяй.
Они вышли из арки. Лунный свет был так ярок, что, казалось, можно читать газету. Лунный свет казался густым и текучим как сметана, он стекал по стенам.
Лунный свет гравировал каждую неровность и оттого вещи были видны яснее, чем днем. Как будто лунный свет усилили для удобства зрителей. Луна сияла так ярко что было больно на неё смотреть. Улицы совершенно пусты. Главный вход в госпиталь светлел слева.
– Странная сегодня луна, - сказал Пестрый.
– Ты все хорошо запомнил?
– спросил Черный.
– Угу.
– Ты знаешь ближние улицы?
– Знаю.
– Что будет, если мы пойдем прямо?
– Мы вернемся в ту же точку, совершив кругосветное путешествие. Но восьмидесяти дней нам не хватит - воздушного шара нет.
– Я говорю серьезно.
– А если серьезно, то мы прийдем к моему дому, только нужно будет чуть свернуть в конце.
– Тогда пошли.
– Ко мне?
– К тебе.
Они пошли и дошли до темной части переулка; они шли по прямой.
– Что теперь?
– Теперь дойдем до фонаря и посмотрим на следы.
Они дошли до фонаря и увидели следы на тонком снегу.
– Да, это наши следы, - согласился Пестрый, - но нас здесь не было. Этого не может быть. Я думал, что он врет.
Он дошел до ближайшего поворота и снова увидел арку и рядом с ней вход в госпиталь.
– Здесь пространство закручено в какую-то улитку, - сказал он.
– Куда ни иди, возвращаешься обратно. Антитопология.
Он уже расстегнул плащ и шел быстро.
– Я предлагаю вот что, - сказал Черный, - сейчас мы обойдем эту улитку, может быть в ней есть дырочка. Мы пройдем по всем переулкам. Но теперь ты мне веришь? Мы в Машине, мы всего лишь на экране; мы не можем выйти из него!
– Непохоже, - сказал Пестрый, - я слишком хорошо себя знаю, чтобы быть нарисованным. Но все-таки проверим. Я такой настоящий, что просто дух захватывает. Я просто ас настоящести. Чемпион по настоящести в легком весе среди юношей. У меня даже волосы не накладные, можешь потрогать.
– Ты не можешь не шутить?
– Увы, нет.
Они прошли тем же путем ещё два раза, постоянно встречая собственные следы. Один из переулков не заканчивался госпиталем.
– Здесь пустота, - сказал Пестрый и протянул руку вперед.
Рука коснулась чего-то гладкого и скользкого.
– Похоже на стекло. Если стекло, то его можно разбить. Я попробую.
Он выломал из забора кирпич, согрел замерзшие пальцы и метнул в преграду.
Кирпич прошуршал сквозь воздух и ушел за территорию игры.