Изобретение зла
Шрифт:
Я замолчал и продолжал говорить молча.
Что с тобой?
– молча спросила она.
Ничего. Я люблю тебя.
Что это? Наша жизнь, наполненная поисками и тоской, тоской и поисками, мелкими удовольствиями от подарков судьбы - зачем все это? Что ищем мы смысл справедливость, истину?
Счастливые люди находят друг друга, несчастным достаточно истины. Нечто нелогичное, неправильное, неподдающееся разуму приходит вдруг и истина становится ненужной.
– Смотри, что-то горит, - сказала Синяя.
– Магазин. Воюют уже совсем близко.
– Какой большой огонь...
– Он только разгорается.
– Что с тобой?
– Ничего. Я люблю тебя.
Она спрыгнула в тень и ушла к средине Синей Комнаты. Что-то оборвалось в душе.
– Ты же говорила, что не будешь меняться, никогда.
– Я не говорила, это ты сам придумал.
Она поняла, что я хотел сказать.
– Прости, ты меня вообще правильно, жутко правильно понимаешь.
– Не ври. И не ври мне про свое чтение мыслей. Так не бывает. Подумаешь, отгадал три слова. И про будущее ты тоже выдумал.
– Нет, правда...
– И не подлизывайся теперь. Пошли отсюда. Когда светло, уже нентересно.
– Пошли.
Я подошел и взял её за руку, как в детском саду. Кто-то засмеялся за дверью. Быстрый шепот, лопотание убегающих тапочек.
– Это наши. Они говорят, что я в тебя влюбилась...
Синяя помолчала и вздохнула выжидательно, помолчала ещё раз и снова вздохнула - но все равно молчала и вздыхала она бестолку.
– Давай ещё раз придем сюда утром?
– предложила она. Это будет наше с тобой место. Ты хочешь, чтобы у нас было свое место?
– Утром будет осмотр.
Она задумалась, погрустнела и стала как-то по-особенному красивой.
46
Я вернулся в палату. Было половина одиннадцатого, но все лежали спокойно.
Из-за тишины гул был слышен довольно отчетливо. Мне казалось, что отпечатки её губ прилипли к моим; я продолжал чувствовать её губы и от этого тревожно стучало сердце. Это ужасно мешало думать, а я люблю думать вечерами перед сном.
Я подошел к кровати Пестрого и сел.
– Чего бродишь?
– Дело есть.
– Ну-ну.
– Не знаю, как тебе сказать...
– Сначала открой рот, потом набери воздуху, и, главное не закрывай рот, когда надумаешь говорить. Иначе щеки лопнут, зашивать придется.
– У Черного есть вторая ложка, - сказал я.
– Неужели?
– Меня попросили передать.
– Кто? Господь бог?
– Вроде.
– Спасибо. Но полмни, что ты ничего не знаешь.
– Я и так ничего не знаю.
Я поплелся к своей кровати и лег на подушку лицом вниз, чтобы стереть с лица её губы. Но губы не стирались, подушка только помогала им. Я понял, что в эту ночь не усну. Я встал и снова прошелся.
– Что ищешь?
– спросил Пестрый.
– Деньгу потерял, - соврал я.
– Большую?
– Десять миллиардов.
– А, десюлик, мелочь.
– Это для тебя мелочь.
– Ага. Я таких даже не поднимаю.
Пестрый снова начал свои шутки:
"Осторожнее, Ватсон, за нами идет профессор Мориарти!" "Но, Холмс, как вы разгадали, что это действительно он? У него ведь отлично сделанные накладные ресницы! И он одет как шотландец!"
"Он нагнулся и поднял с мостовой банкноту. Это его лондонская привычка.
На банкноте была написана цифра десять миллардов. Он думал фунтов, бедняга!"
Я не выдержал этого и снова отправился мучиться на свою кровать.
Пестрый расстегнул плащ:
– Побыстрее пожалуйста, а то мне холодно.
– Совсем не холодно, градуса два всего; это к утру похолодает - сказал
Черный и пырнул лезвием.
Лезвие прошло сквозь воздух.
– Скажите, Холмс, - сказал однажды профессор Мориарти, - я столько раз пытался заколоть вас заточенной ложкой и все время промахивался. В чем тут дело?
Черный снова пырнул лезвием и снова не попал.
– Вам следовало бы затачивать вилку, дорогой профессор, тогда бы у вас было в четыре раза больше шансов.
Пестрый сделал быстрое движение и у Черного потемнело в глазах. Что-то слегка хрустнуло в плече.
– Я восемь лет проучился в спортинтернате, - сказал Пестрый, - и проучился именно этому. Заточенную ложку я вычислил ещё за обедом. Давай её сюда.
Черный отдал.
– А теперь вторую!
– Откуда у меня вторая?
– Быстро!
– Пестрый надавил на плечо и Черный не сдержал крик.
– На. Откуда ты узнал? Ты же не мог узнать? Ты же никак не мог узнать!
– Мне Розовый сказал.
– Розовый тоже не мог знать. Никто не мог знать!
– Розовый все знает.
– Да ладно.
– У него что-то с мозгами. Он все помнит, это во-первых. Он не умеет забывать. Однажды я проверил - сунул ему под нос таблицу логарифмов и сразу убрал. А на следующий день спросил его какая цифра была на какой-то строчке.
Он ответил. Он фотографирует глазами. Значит и тебя сфотографировал.
– Нет, - сказал Краб, - он не мог меня сфотографировать. Меня никто не видил. Но ты уверен?
– Значит, угадал. Он ещё умеет угадывать. Он может угадывать прошлое и иногда будущее. Например, он угадал, что тебя положат к нам и каким ты будешь.
Сказал, ты будешь сволочью. Заметь, так и получилось.
– Так что, он очень умный?
– Нет, дурак. Но он очень способный дурак. Если он что-то говорит, значит, так и есть. У тебя правда был план или ты морочил мне голову?