Изобретение зла
Шрифт:
– Заяц - это доказательство, - спокойно сказал Черный.
– А правду никто не станет искать, потому что мы на втором уровне.
– Мы - где?
– поинтересовался Красный но никто ему не ответил.
Потом мы пошли и положили игрушку в мусорное ведро у стола, накрыли газетой. "Наконец-то намечаются сдвиги к лучшему. Самое время приниматься за работу" - порадовал газетный заголовок.
Открытая сумочка все ещё лежала на столе. Черный вынул из сумочки деньги и стал считать.
– Ты смотри, всего восемнадцать миллиардов. У неё правда не было денег. Все бумажки затрепанные. Держи, потом поделим. Ты тоже сегодня заработал.
Я сел к стенке и подпер подбородок коленями.
– Чего молчишь?
– Ты его убил.
– Убил, ну и что?
– Он же был другом!
– Может, он и был твоим другом. Мне-то что?
– Тебе не жалко.
– Я уже привык.
– Как ты мог?
– Это не я, это черный человечек. Меня уже нет, я же объяснял тебе.
– Я все помню, - сказал я.
– Но как ты можешь так спокойно об этом говорить?
– Потому что самое главное я тебе уже рассказал, - ответил Черный.
– и ты не забудешь. Ты думаешь, у меня недержание речи? Ты думаешь, что я всем и все про себя рассказываю, да? Ты думаешь мне было очень интересно устраивать перед тобою духовный стриптиз каждую ночь? Ты так думаешь? Он же был обречен. Ты не понимаешь?
– Может быть.
– Еще немного - и включат третий уровень. Выживет один из всех - и это будет самый сильный, самый хитрый и самый здоровый. Но никак не тот, кто непожвидно лежит, отходя после операции. Лучше умереть сейчас, чем тогда. Тогда будет страшнее.
– Ты себя не оправдаешь.
– А я и не оправдываю. Мне все равно.
– Сколько время?
– спросил я.
Черный посмотрел на часы.
– Уже пять минут первого. Не думал, что так поздно.
– Твои часы идут точно?
– Сегодня проверял.
92
Я вернулся в Синюю Комнату. Вчерашний, нет, уже позавчерашний снег ещё продолжался, но сильно ослабел. Были видны дальние поля и орнамент из далеких желтых звездочек в ночи - там, где раньше стояли небоскребы. Возможно, они ещё стоят, а кому они нужны? Теперь больница стала окраиной, а на окраине всегда война.
– Ты меня слышишь?
– спросил я.
– Да.
– Скажи, как могли люди воевать триста лет назад? У них же не было техники.
Они, наверное, совсем глупыми были.
Я вспомнил то, что видел с крыши: полурастворенная в дымке нависала каменная стена заоблачной высоты - память о мощи последней войны; войны, которая прошлась плугом по Земле, вздымая и разрушая горы.
– Люди никогда не были глупыми, - ответила Машина.
– Все, что они изобретали, они превращали в оружие. Триста лет назад - это то время, с которого я хорошо помню ваш мир. Тогда у людей были ракеты, на которых можно было летать к другим планетам. И этими же ракетами можно было уничножить друг друга сто раз за сто секунд. Люди никогда не были глупыми, они только хотели быть правильными и справедливыми. Вначале они хотели быть правильными - и затевали большие войны; каждый хотел быть правильным по-своему. Потом они стали сражаться за справедливость и война из острой перешла в хроническую.
– Что такое справедливость?
– Справедливость они понимали очень просто - если тебе причинили боль, то причини такую же боль обидчику. Но так как свою боль чувствуешь сильнее, то и обидчина наказывали сильнее, чем было нужно. Он чувствовал несправедливость этого и начинал мстить. И снова причинял боль, большую чем нужно. И так тянулось до бесконечности, так тянется до сих пор. Когда люди создали меня, я помогла им начать последнюю войну. Потом они одумались и стали разрушать технику. Они разрушили даже меня. С тех пор техники у людей осталось очень мало - ничего, сложнее телевизора. Люди думали, что так они перестанут воевать.
– Как ты выжила до сих пор?
– спросил я.
– Я научилась самовоспроизводиться. Я создала несколько матриц, с которых можно сделать сколько угодно моих копий.
– Значит, ты не боишься смерти?
– Боюсь. В новых копиях не будет меня.
– Как это?
– Это так, если бы тебя убили, а взамен родилось тело, точно такое же, как и твое. Но ведь тебя все равно убили, тебе ведь не легче умирать, если ты знаешь, что кто-то другой родится?
– Ты помнишь, что ты обещала вчера?
– Убить тебя.
– Но я жив.
– Я ошиблась в вычислениях.
– Ты говорила, что никогда не ошибешься.
– Да, я не ошибаюсь. Но есть три вещи, которые невозможно понять, которые невозможно вычислить, которые невозможно победить.
– Что это за вещи?
– Любовь, любовь и ещё раз любовь, - Машина помолчала, а затем продолжила.
– Я не вычислила того, что ты съешь чужие таблетки. Если бы ты съел свои, то все бы произошло как надо. Но чужие подействовали на тебя иначе; ты сказал не то слово и не с той интонацией. Правильной ссоры не получилось, вместо тебя убили другого. Теперь Черный ни за что не станет тебя убивать.
– Почему?
– В тебе живет его память. Человек все равно умирает, даже если он выигрывает игру. Рождается только черный человечек, списанный с той же матрицы, но это уже человечек с другой душой.
– Тебе ведь не легче умирать, если ты знаешь, что кто-то другой родился, правильно?
– повторил я её слова.
– Правильно.
– Мне сегодня очень повезло.
– Нет. Потому что теперь ты увидишь третий уровень.
93
Кощеев мучился творческой мыслью. Мысль быстро изливалась на бумагу, но остыв, превращалась в бессмысленные сочетания слов. Те слова, что сохраняли легкий налет смысла, кричали громко до неприличия. Кощеев даже ощутил, что трех восклицательных знаков будет маловато. Он посмотрел на разбросанные листки, исписанные крикливыми и мертвыми словами.
– Ты когда-нибудь пробовал писать?
– поинтересовалась Машина.
– Писать я научился раньше, чем читать, - ответил Кощеев.
– я просто не знаю с чего начинать. Я тебя спрашивал, а ты мне не ответила. Да, а почему ты женщина?
– Потому что мужчины сильнее.
– Говори, пожалуйста, понятнее.
– Для того, чтобы вдохновлять мужчин. Ведь все великое, что делают мужчины, женского рода, все, к чему они стремятся или о чем размышляют, тоже женского рода: любовь - она, свобода - она, справедливость - она, власть - она, война - она, красота - она, жестокость - она.