Изобретение зла
Шрифт:
– Тридцать три минуты.
Значит, у меня осталось ещё двадцать семь минут жизни. Это в лучшем случае. Но мы ещё посмотрим, кто кого.
– Слушай, - Черный присел и шептал с восторженным придыханием, слушай, я знаю. Ты завтра все расскажи и её сразу с работы выгонят. А у неё ж сын, она сразу прибежит умолять и извиняться. Будет тут по полу ползать перед нами, а мы все равно расскажем, мы все видели. Ты с неё деньги бери, потом поделим.
Сначала возьмем, потом поделим, а потом все равно расскажем.
–
– Она все отдаст.
– Зачем?
– снова удивился я.
– Разве тебе деньги не нужны?
– Нет.
Черный посмотрел на меня так, как смотрят на лунный кратер, выросший в собственном палисаднике.
– Нет у неё денег, - сказал Фиолетовый от окна.
– Совсем близко подобрались, скоро и нас раздолбят. Он говорил о зеленых лучах.
– Нет, - сказал я.
– Я не буду.
– Дурак, я сам все равно расскажу.
– Не расскажешь.
– Нет?
Его глаза сузились, взгляд стал металлическим. Я не дал ему времени решиться.
– Нет, потому что шестеркой теперь будешь ты - ты боишься.
– Я тебя убью, - сказал он.
Он вынул из кармана черную тряпку и начал её разворачивать. Завернутый предмет был продолговатым и чуть длинее ладони.
– Ты только и можешь, что убить восьмилетнего, на большее не способен.
Поэтому ты и шестерка.
Черный остановился. Что-то не сработало. Сейчас он не собирался меня трогать - даже пальцем.
– Хорошо, пошли. Только оденься сначала и сопли подотри.
Мы прошлись по коридору. Лариски нигде не было. В девчачьей палате шумели, там никто не спал. На столе брошена расстегнутая сумочка. Было видно, что в ней поспешло искали что-то - например, Лариска искала свои ключи. Черный начал анатомировать сумочку.
"Анатомировать" - это слово я выучил совсем недавно.
– Вот. Он достал мягкую волосатую игрушку, напоминющую рыжего зайца.
У Лариски была любовь к мягким игрушкам - наверное, не наигралась в детстве. Она их довольно хорошо и много делала, дарила всем на дни рождения
(некоторые игрушки даже приближались к портретному сходству), иногда дарила и нам, если было хорошее настроение. В палате валялось несколько таких, пыльных.
Одну из игрушек мы бросили в чан с компотом, сегодня утром. Повар вызывал
Лариску и мы почти час слушали, как крик в столовой переходил в визг и снова становился криком.
А зачем она их делала?
– Можно ведь просто умереть от скуки во время ночного дежурства, если ничем бесполезным не занимаешься.
Этот заяц тоже был самодельный, с ватой внутри (Черный надорвал лапку, чтобы проверить); вокруг толстого животика вышита надпись: "Любимому Сашеньке от мамочки".
– Интересно, почему она вернулась, почему она не ушла на всю ночь? спросил Черный.
Я знал ответ.
– Она просто забыла этого зайца
– Откуда ты все знаешь?
– спросил Черный.
– У меня память такая.
– Такой памяти у людей не бывает.
– Значит, я эпсилонэриданец.
– Кто?
– Шпион со звезды эпсилонэридана.
– Ну и что? Нельзя помнить то, чего не видел.
– Значит, я вычисляю.
– Вычислять может только ОНА. Ты не?... (Я понял его мысль, я почувствовал эту мысль одновременно с ним и одновременно же опроверг её. Нет, к счастью нет, я не часть Машины, я не виртуальный монстр - я слишком сложен и мне бывает больно.) Нет, я бил тебя и тебе было больно, продолжил Черный.
– И у тебя кровь на лице. Ты не СТС.
– Не волнуйся, я не СТС.
Фиолетовый смотрел на нас, как на сумасшедших.
– Забудь то, что я тебе говорил вчера ночью, в палате, - сказал Черный.
– Я не умею забывать.
– Я тебе наврал про ту маленькую девочку.
– Так никто не умеет врать, - сказал я, - тем более черные человечки.
Черный вдруг состроил улыбку и сменил тему.
– Ее муж, как, бросил?
– поинтересовался он.
– Я бы такую тоже бросил, только из окна.
– Нет, он случайно попал под луч.
– Ты опять все знаешь?
– Я все помню.
Мы вернулись в палату. Черный держал зайца.
– Ты говоришь, я боюсь? Тогда смотри! Он ударил Белого кулаком в живот.
Потом ещё и ещё раз. Никто не ожидал этого. Все, что произошло тогда, было нереально, как жаркий рваный сон, который мучит и не отпускает тебя, когда ты болен - 39,2 или выше. Время изменило свой ход - все задвигалось медленно и тяжело, как под водой. Я увидел собственную руку, прокалывающую темноту растопыренными пальцами. Звуки исчезли, как в сломавшемся телевизоре, но Черный говорил и каждое его слово было понятно, хотя воспринималось не слухом.
– Все видели. Вы все видели, вы были рядом, вы мне помогали. Вы теперь не расскажете. А я свалю на Лариску. Ну что, я боюсь?
Он отвернул простыню. Белый не двигался. Черный нашел кровь и выпачкал кровью зайца.
– Скажем так: мы все были в Синей комнате, а Лариска бегала по коридору и орала. Мы, понятно, боялись выйти. Она заходила в палату, а потом убежала, вся перепуганная. Больше мы ничего не видели.
– Смотри-ка, какая маньячка оказалась, - сказал Пестрый, - специально игрушку сшила, чтобы её здесь оставить. Она хочет вступить в схватку с полицией и бросает ей вызов! Но тут появляется бравый лейтенант, который владеет рукомашным боем, от слова "махать", и ручным Бобиком! Бобик берет след!