Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)
Шрифт:
— Всего доброго, мадемуазель Лоусон. Я вижу, вам не терпится остаться наедине с картинами.
Он сделал знак Женевьеве следовать за ним. И, когда они направились к выходу, я проводила их взглядом, сосредоточенно глядя сначала на одного, потом на другого. Едва ли когда-либо в своей жизни я испытывала столь невероятное волнение.
Итак, я осталась в замке, чтобы выполнить необходимые реставрационные работы. Я решила воспользоваться сделанным графом предложением относительно прогулок верхом, ибо
Я уже изучила соседний городок и зашла там в кондитерскую, где выпила чашечку кофе и поболтала с очень любезной хозяйкой, которая была рада встретить и услужить гостье из замка. Она говорила со мной с почтением. Однако не преминула намекнуть, что знает о господине графе слишком многое. О Филиппе де ла Тале хозяйка отзывалась с большим уважением, а о Женевьеве — с жалостью. «Ах, мадемуазель будет реставрировать картины! Так-так, очень интересно, но я надеюсь, что мадемуазель еще не раз заглянет в кондитерскую, и в следующий раз, возможно, не откажется отведать домашних пирожных, которые высоко ценятся в Гайяре!»
Я прошлась по рынку, все время ловя устремленные на меня любопытные взгляды. Потом побывала в церкви и ратуше.
Перспектива ознакомиться с новыми местами казалась очень заманчивой, поэтому я обрадовалась, когда обнаружила, что в конюшне ждали моего прихода.
Мне предложили лошадь по кличке Боном, с которой у нас с первой же минуты возникло полное взаимопонимание. Я была очень удивлена и обрадована, когда утром Женевьева спросила меня, не могла бы она составить мне компанию. Девочка пребывала в спокойно-сдержанном настроении, и, пока мы ехали медленным шагом, я спросила, почему она позволила себе такой глупый поступок и заперла меня в камере забвения.
— Да, но вы же сами сказали, что не боитесь привидений. Вот я и думала, что это не доставит вам неприятных ощущений.
— А если бы Нуну не поняла, что вы натворили?
— Сама бы выпустила вас через некоторое время.
— Через некоторое время?! А вам известно, что человек может от страха умереть!
— Умереть? — испугалась она. — Только потому, что тебя заперли?!
— Нет, потому что тебя заперли в таком страшном месте, как камера забвения.
— Но вам это не грозит! — И она внимательно посмотрела мне в лицо. — Вы не рассказали о моем поступке отцу. Хотя могли бы… поскольку у вас с ним такие дружеские отношения…
Когда мы вернулись в конюшню, она как бы мимоходом заметила:
— Отец не разрешает мне ездить одной. Я всегда должна брать с собой кого-нибудь из конюхов. А сегодня утром никого не было. Так что, если бы не вы, я бы лишилась прогулки.
— Очень рада, что оказалась вам полезной, — сдержанно ответила я.
Я встретилась с Филиппом, когда гуляла в саду, и мне подумалось, что он, должно быть, специально пришел сюда, чтобы поговорить со мной.
— Мои поздравления, — сказал он. — Я видел картину. Какая огромная
Я вся засветилась от удовольствия. Он действительно был рад за меня.
— Мне очень приятно, что вы так считаете.
— Кто бы мог подумать! Это просто чудо. Я в восторге — не только от того, что вы так успешно справились с работой, но и от того, что вам удалось доказать, на что вы способны.
— Вы очень любезны.
— Боюсь, что я был не слишком любезен в нашу первую встречу. Но меня настолько удивил ваш неожиданный приезд, да к тому же я не был уверен в том, какие шаги могу предпринять в сложившихся обстоятельствах.
— Не стоит винить себя. Я вполне понимаю ваше состояние.
— Всеми делами в замке ведает мой кузен, и я, естественно, не хотел, чтобы он остался мной недоволен.
— Конечно. И спасибо, что вы проявили ко мне такой интерес.
Он вскинул брови.
— Скорее чувство ответственности… Надеюсь, вы не сожалеете о том, что приехали сюда.
— Конечно нет. Работа обещает быть на редкость интересной.
— О да-да… работа.
Филипп вдруг торопливо заговорил о садах и стал настаивать на том, чтобы показать мне скульптуры, которые были выполнены Шарлем Лебреном вскоре после того, как он завершил работу над фресками в Зеркальном зале Версаля.
— К счастью, в дни Революции они не пострадали, — объяснил он.
Я чувствовала его благоговение перед всем, что было связано с замком. И этим он мне очень нравился. Я также испытывала к нему признательность за то, в какой деликатной форме он принес мне свои извинения за все сказанное им во время нашей первой встречи. Искренние радость и удовольствие, которые доставила ему моя победа, тоже не могли оставить меня равнодушной…
Моя жизнь в замке вошла в свою колею. Рано утром я приходила в галерею и работала до второго завтрака. Потом выходила погулять, возвращалась, когда начинало уже смеркаться, а в это время года — приблизительно после четырех часов. Потом я готовилась к следующему рабочему дню, смешивала различные растворы, перечитывала сделанные ранее заметки — так проходило время до обеда.
Обычно я ела у себя в комнате. Но несколько раз мадемуазель Дюбуа приглашала меня составить ей компанию. Я не могла отказаться, хотя каждый раз испытывала большое искушение придумать какой-нибудь предлог и остаться в своей комнате. Мне приходилось раз за разом выслушивать историю ее жизни. Она была дочерью юриста. Ее никогда не воспитывали в расчете на то, что ей придется самой зарабатывать на жизнь. Поэтому, когда отец умер от сердечного приступа, она, оставшись без единого пенни, вынуждена была пойти в гувернантки. Рассказывая, она уж слишком жалела себя. Ее история выглядела такой серой и скучной, что я решила не нагонять на нее ответную скуку рассказом о собственной жизни. После обеда я читала одну из книг, взятую в библиотеке.