Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)
Шрифт:
— Надеюсь… — начал он, но голос его дрогнул, и я не уловила конца фразы.
— Извините, что вы сказали? — спросила я.
Но старик только покачал головой. Упоминание о графе явно вывело его из равновесия. Итак, еще один человек, ненавидящий графа. Интересно, а что послужило причиной его неприязненного отношения к хозяину Гайяра?
После этого наш разговор уже не клеился, и Женевьева, стремясь поскорее уехать, спросила, не могла бы она показать мне дом.
Мы вышли из гостиной и, пройдя через несколько коридоров и залов, попали в кухню
— Ваш дедушка так рад встрече с вами, — сказала я. — Мне кажется, что ему хотелось бы, чтобы вы навещали его чаще.
— Он не обращает на это внимания, просто не замечает меня. Он все забывает. И еще он очень старый и очень изменился после… удара. Мне кажется, что у дедушки что-то с головой.
— А ваш отец знает, что вы наведываетесь сюда?
— Он никогда не спрашивает.
— Вы имеете в виду, что сам он здесь никогда не бывает?
— Да, со дня смерти мамы. Дедушка не хочет его видеть. Можете себе представить, что случилось бы, если бы папа вдруг приехал сюда?
— Нет, — откровенно призналась я.
Мы обернулись на дом и увидели, как в окне верхнего этажа шевельнулась штора. За нами наблюдали. Женевьева проследила за моим взглядом.
— Это мадам Лабисс. Она хотела бы знать, кто вы. Ей не нравится наша теперешняя жизнь. Ей бы хотелось, чтобы все шло, как раньше. В те времена она была горничной, а ее муж — лакеем. А кто они теперь, не знаю. Они бы никогда не остались здесь, если бы дедушка не завещал им кое-какое наследство при условии, что они будут жить в этом доме до его смерти.
— Очень странный дом, — заметила я.
— Это потому, что дедушка только наполовину живой. Он в таком состоянии уже три года. Доктор говорит, что он долго не протянет, поэтому-то Лабиссы решили остаться и потерпеть.
Три года, думала я. Именно три года назад умерла Франсуаза. Неужели старик так переживал, что с ним случился удар? Хотя если он любил ее так же, как любит внучку, то я могу это легко понять.
— Я знаю, о чем вы думаете! — воскликнула Женевьева. — Вы думаете о том, что это произошло как раз после смерти мамы. Но удар случился у дедушки за неделю до ее смерти. Правда, странно: все думали, что умрет он, а умерла… мама.
Как странно! Франсуаза приняла избыточную дозу настоя опия через неделю после того, как с ее отцом случился удар. Неужели это на нее так подействовало, что она решила покончить с собой?
Женевьева на ходу снова обернулась и посмотрела на дом, я молча шла рядом с ней. В ограде была дверь, и она быстро проскользнула в нее, продолжая держать ее открытой, чтобы дать мне пройти. Мы оказались в маленьком мощенном булыжником дворике, здесь царили тишина и покой. Женевьева прошла вперед, я за ней следом, не в силах избавиться от мысли, будто участвую в каком-то таинственном ритуале.
Затем мы очутились в темном коридоре.
— Где мы? — спросила я, но она приложила палец к губам, давая мне знак молчать.
— Я хочу показать вам кое-что.
Мы прошли по коридору,
— Любимая комната дедушки, — сказала Женевьева.
— Больше похоже на келью монаха, — ответила я.
Она удовлетворенно кивнула, огляделась и, подойдя к сундуку, открыла его.
— Женевьева, вы не должны…
Но мое любопытство не позволило сделать вид, что меня не интересует его содержимое. Наверное, там власяница, подумала я. Но там лежало нечто другое, что заставило меня вздрогнуть. Плетка! Женевьева захлопнула крышку сундука.
— Ну, что вы думаете об этом доме, мадемуазель? — спросила она. — Дом не менее интересен, чем замок, не правда ли?
— Нам пора возвращаться, — сказала я. — Мы должны попрощаться с дедушкой.
Всю обратную дорогу девочка молчала. Что касается меня, то я не могла думать ни о чем другом, кроме странного дома. Он никак не шел у меня из головы, как иногда бывает, когда увидишь плохой сон.
Находившиеся в замке гости наконец уехали. И я немедленно почувствовала перемены. Так, например, на следующее утро, когда вышла из галереи, я лицом к лицу столкнулась с графом.
— Ну вот, вы опять можете обедать с нами, мадемуазель Лоусон, — заявил он. — В семье, вы понимаете? Я уверен, вы сможете рассказать нам много интересного и просветить нас в вашей любимой области знаний. Мы могли бы рассчитывать на это?
Я ответила, что для меня это было бы большим удовольствием.
— Отлично, тогда присоединяйтесь к нам сегодня же вечером, — сказал он.
В прекрасном расположении духа я пошла к себе в комнату. Встречи с ним всегда поднимали мое настроение, несмотря на то, что очень часто они заканчивались для меня вспышками гнева. Я вытащила черное бархатное платье и положила его на кровать. Вдруг раздался стук в дверь и вошла Женевьева.
— Вы сегодня будете обедать у себя? — спросила она.
— Нет, — ответила я. — С вами.
— Вы, очевидно, очень довольны. Вас пригласил папа?
— Конечно.
Она внимательно посмотрела на мое бархатное платье и задумчиво произнесла:
— Я люблю бархат…
— Я как раз собиралась пойти в галерею, — сказала я. — Я вам для чего-то нужна?
— Нет, просто хотела увидеть вас.
— Тогда пойдемте со мной.
— Нет, не хочу.
Я отправилась в галерею одна и пробыла там как раз до того времени, когда пора было идти переодеваться к обеду. Я позвонила, чтобы принесли горячей воды, вымылась, буквально замирая в ожидании какой-нибудь счастливой неожиданности. Но когда вышла, чтобы надеть бархатное платье, то не поверила своим глазам. Теперь оно представляло собой странную картину — юбка свисала в виде бесчисленных, неровно накромсанных полос. Кто-то изрезал его от пояса до самой кромки подола. Лиф был разрезан поперек.