К истокам слова. Рассказы о науке этимологии
Шрифт:
Этот способ калькирования переняли и разбиравшиеся в латыни представители русского духовенства. Так появились на Руси «латинские» фамилии типа Беневоленский(к латинскому benevolens[бен'eволенс] ‘доброжелательный’ — от Добровольский) и Сперанский(к латинскому sperans[сп'e:ранс] ‘надеющийся’ — от Надеждин).
Но самый, пожалуй, интересный случай подобного калькирования отыскал в одной из псковских грамот XVI века известный писатель и филолог Л. В. Успенский. В этой грамоте упоминается погоста Микифорова дьячок Игнатий… Велосипедов.
Этот курьезный случай был объяснён Л. В. Успенским в его книге «Слово о словах». По-видимому, перед нами случай калькирования, стремление переделать на иностранный лад какую-то русскую фамилию типа Бегуновили Быстроногов. Дело в том, что велосипедэтимологизируется на базе латинских слов velox[в'eлокс] ‘быстрый’ и pedem[п'eдем] (винительный падеж единственного числа) ‘нога’, означая буквально ‘быстроногий’.
Л. В. Успенский считает, что перед нами латинизированная калька. Но, во-первых, тогда мы, по-видимому, должны были бы получить форму Велоципедов, ибо в средневековой латыни сперед iпроизносилось как [ц], а не [с] [108] . Во-вторых, для латинского языка в общем не типичны сложные слова вроде * velocipedis[велоц'uпедис] ‘быстроногий’.
В то же время в итальянском языке с XVII века засвидетельствовано velocipede[велочип'eде], представляющее собой кальку греческого okypous[о: кюпу: с] ‘быстроногий’. Первая фиксация слова совсем ещё не говорит о том, что его не было в итальянском языке до XVII века. Однако по фонетическим причинам (наш дьячок носил фамилию Велосипедов, а не *Велочипедов) итальянский язык также отпадает в качестве «строительного материала» кальки.
108
Кстати, именно в латинизированной форме велоципедк нам и проникло в середине XIX века это слово. Вскоре, однако, восторжествовало французское произношение велосипед.
Остаётся, видимо, французский язык, где произношение ciкак [си] вполне обычно.
Впрочем, не исключена возможность, что искусственно образованная на латинских корнях фамилия Велоципедоввпоследствии изменилась в Велосипедов. В этом случае объяснение Л. В. Успенского нужно будет принять не только в целом, но и в деталях.
Не менее интересны случаи калькирования шведских фамилий. Примеры таких калек можно найти в русских дипломатических документах начала XVII века. Поскольку шведское имя Янсоответствует русскому Иван(оба они восходят к греческому Ioannes[ио:'aн-не: с]), а шведская фамилия Янссонбуквально означает ‘сын Яна’, то есть ‘Иванов (сын)’, в одном из документов 1614 года шведский посол Янссонпревратился в… Иванова. Точно таким же образом другой шведский посол Андерссонстал Ондреевым.
Но что делать с фамилией того же типа Кнутссон — ведь в русском языке нет имени, которое соответствовало бы шведскому имени Кнут?! И вот здесь «сработала» словообразовательная модель. Если шведским фамилиям на — ssonсоответствуют русские фамилии на — овили — ев, и если имя Кнутпо-русски так и остаётся Кнут, то фамилии Кнутссонв русском языке должно соответствовать… Кнутов. Причём Кнутов — не от русского слова кнут, а от шведского мужского имени Кнут. Именно такую «шведскую» фамилию Кнутовмы и встречаем в русских дипломатических документах XVII века.
С кальками далеко не всё ясно
В «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера слово кабак, кабачок‘вид тыквы’ рассматривается как восточное заимствование, а для кабак‘трактир’ автор словаря даёт несколько этимологических решений, начиная с предположения о западном происхождении этого слова. Следовательно, перед нами — случайное созвучие?
Но вот писатель А. М. Арго в журнале «Наука и жизнь» (1968, № 6, стр. 120) приводит интересную параллель к русским словам кабаки кабачок: франц. auberge[об'eрж] ‘трактир, харчевня’ и aubergine[оберж'uн] ‘баклажан’.
Что это — ещё одно «случайное созвучие», как две капли воды повторяющее первое? Видимо, нет. Известно, что из тыквы и других близких её «родственников» часто приготовляют кувшины и прочие сосуды для питья. Питейное же заведение, естественно, может получить своё название от сосуда для питья. Сравните, например, немецкое слово Krug[круг] ‘кувшин’, ‘кружка’ и Krug‘кабак, трактир’.
Но как связаны между собой русская и французская пары слов? Что это — результат независимого развития значений? Или здесь мы имеем дело с кальками? Все эти вопросы гораздо легче поставить, нежели дать на них убедительный ответ.
Примеры, подобные приведённому, встречаются в разных языках достаточно часто. Все они наглядно свидетельствуют о том, что исследование калек представляет собой одну из наиболее сложных проблем из числа тех, с которыми сталкивается в своей работе этимолог.
В заключение настоящей главы следует сказать, что наличие калек в языке значительно затрудняет этимологический анализ. Кто бы мог, например, подумать, что такие типично русские слова, как кислотаили падеж, возникли в нашем языке под влиянием слов иноязычных? Или — что встречающаяся в русских документах фамилия Кнутовне имеет ничего общего с русским кнутом?
Но все перечисленные выше кальки возникли сравнительно поздно, и самый факт калькирования очень часто может быть подтверждён документально. А вот как быть с доисторической эпохой в развитии языка? Какое количество нераскрытых калек таят в себе древнейшие периоды истории каждого языка? На эти вопросы, к сожалению, учёные в большинстве случаев не могут дать ответа.
Глава девятнадцатая
Утрата этимологических связей
Одно из наиболее сложных явлений, с которыми приходится сталкиваться в своей работе историку слова, носит название: деэтимологизация. Что представляет собой это явление?
«Кошка ощенилась…»
«Мама, кошка ощенилась!» Захлебываясь от восторга и перебивая друг друга, счастливые дети спешат сообщить эту важную новость своей матери. Вы, конечно, уже догадались, что перед вами сценка из рассказа А. П. Чехова «Событие». Чеховские ребятишки, разумеется, не задумывались над тем внутренним противоречием, которое заключено в их словах. В самом деле, может ли кошка ощениться, то есть, иначе говоря, принести щенят?