Как подсказало сердце
Шрифт:
Роуланд поднялся на вершину холма, спешился как раз в том месте, где они стояли недавно с Бригиттой. Он помнил ее предупреждение. Но в нем кипел гнев, который просился наружу. Гнев маленького мальчика, жаждавшего любви. Гнев маленького мальчика, которого били, над которым насмехались и унижали.
Лютер тоже спешился, и, когда посмотрел в лицо сыну, Роуланд яростно потребовал:
— Черт бы тебя побрал, Лютер. Почему?
— Я скажу тебе, Роуланд, — тихо отозвался Лютер. — Я расскажу тебе о позоре человека,
— В этом нет позора! — вскричал Роуланд.
— Откуда ты знаешь? — с горячностью сказал Лютер. — Ты не в силах понять, как я хотел сына, пока не захочешь собственного. У меня дочери. Десятки дочерей по всей Нормандии. И ни одного сына. Ни единого. Я старый человек, мне почти шестьдесят. Я так отчаянно хотел сына, который унаследовал бы мои земли. Я чуть не убил Хедду, когда она родила вторую дочь. Вот почему она никогда не смогла зачать снова и почему она так ненавидит тебя.
— Но почему именно я, Лютер? Почему не крестьянский сын? Ребенок, который был бы благодарен за все, что ты ему дал?
— А ты не благодарен? Я сделал из тебя человека, на которого можно положиться, великого воина! И ты не благодарен за это?
— Ты привез меня сюда, чтобы я рос у этой карги, чтобы она мучила меня? Ты забрал у любящей матери… И отдал в руки Хедды.
— Я сделал из тебя сильного мужчину, Роуланд.
— Мой брат тоже сильный мужчина, но его вырастили в любви. А ты лишил меня этого, Лютер.
— Я любил тебя и люблю.
— Ты не знаешь, что такое любовь.
— Ты ошибаешься, — тихо ответил Лютер после ошеломленного молчания. В его глазах стояла боль. — Я просто не знаю, как ее показать. Но я, правда, люблю тебя, Роуланд. Я всегда любил тебя, как родного. Я сделал тебя своим сыном.
Роуланд не позволял жалости проникнуть в сердце и хрипло спросил:
— Но почему все-таки меня?
— У них было два сына. Сразу родилось два, когда у меня не было ни одного! Я был в Ангерсе с графом Ричардом, когда увидел барона и его жену с двойней. Меня поразила эта несправедливость. Я не собирался красть ребенка, все вышло неожиданно для меня самого и угрызения совести меня не мучили, Роуланд. У них близнецы, и если одного взять, останется еще один. У них будет сын и у меня — сын. Два дня я мчался верхом, я загнал лошадь и привез тебя прямо сюда. Ты был мой.
— Боже мой! — закричал Роуланд. — Ты же не имел никакого права, Лютер!
— Я знаю. Да, я перевернул твою жизнь. Но вот что я тебе скажу. Я никогда не стану просить у тебя прощения и если бы мне предстояло это снова, я бы снова так поступил. Потому что ты нужен Монтвилю, — сказал он уже другим тоном, овладев собой.
— У Монтвиля будет другой хозяин после тебя. Не я, — с горечью сказал Роуланд.
— Нет, Роуланд. Ты не можешь так поступить. Почти полжизни я отдал на то, чтобы вырастить
— Я не хочу.
— Ты что, позволишь Торстону завладеть им? — сердито возвысил голос Лютер. — Ему наплевать и на людей, и на землю, и на лошадей. На все то, что мы оба любим. Он ненасытен. Между нами и графом Ричардом начнется война, Монтвиль погибнет. Ты этого хочешь?
— Хватит…
— Роуланд…
— Я сказал — хватит! — закричал Роуланд и вскочил на коня. — Я должен подумать. Я не знаю, смогу ли я смотреть на тебя, узнав правду. Я должен подумать.
Роуланд вошел в свою комнату, ее тепло подействовало, как бальзам на его разгоряченные нервы. Раньше комната не была таким теплым и уютным местом, но когда здесь появилась Бригитта…
Она взволнованно наблюдала за ним. Роуланд вздохнул, опустил плечи и упал в кресло, избегая ее ищущего взгляда.
— Не знаю, Бригитта, — сказал он тихо. — Я не могу его простить. И что делать — тоже не знаю.
— Вы боролись?
— Только на словах.
— Так почему он это сделал?
— Как ты и сказала. Он отчаянно желал сына. Роуланд опустил голову ей на руки, а потом быстро взглянул на нее.
— Как бы я хотел, чтобы это был не я!
Тронутая его признанием, Бригитта опустилась перед ним на колени и обняла. Она молчала.
Роуланд нежно гладил ее мягкие волосы.
— Сокровище мое. Что бы я делал без тебя?
37
Сквозь шкуры, натянутые на окна, пробивался слабый свет зари, когда Бригитта проснулась, разбуженная шагами Роуланда. От пламени догоравших в чашах свечей по стенам бродили неясные тени. Фитили почти догорели.
Бригитта привстала, облокотившись на руку, ее волосы рассыпались по плечам золотым дождем.
— Тебе не спится?
Он вздрогнул.
— Нет.
И продолжал ходить.
— Могу ли я чем-то помочь?
Роуланд подошел к кровати, сел на край спиной к ней.
— Я должен сам для себя решить. Дело не в Лютере, а в Монтвиле. Он хочет, чтобы я был его хозяином.
— А почему тебя это так беспокоит? Ты же всегда знал, что когда-то придет день и ты станешь хозяином?
— Когда шесть лет назад я уехал отсюда, я выкинул его из головы. И никогда не собирался возвращаться. Теперь мне снова предстоит пройти через это. Распрощаться с ним.
— Ты вернулся домой, когда стал нужен здесь. И ты все еще нужен Монтвилю. Он под угрозой. И это тебя беспокоит. Ты не можешь его бросить.
— Клянусь, ты колдунья! — сказал Роуланд, поглядев на нее через плечо.
— Невозможно отделить Монтвиль от Лютера, Роуланд. В этом все дело. Но их надо разделить. Монтвилю нужен сильный хозяин.