Как слеза в океане
Шрифт:
Из лесу он вышел раньше, чем ожидал. Но городка не увидел — он сбился с пути. Перед ним снова лежало море; чтобы добраться до малого порта, нужно было снова брать лодку или идти по дороге вдоль побережья, которая просматривалась со всех сторон. А людей на дороге всегда много: крестьянки возвращаются с базара, в порт едут телеги, груженные фруктами. Хотя на Андрее были только брюки и рубашка, но выглядел он по-городскому, поэтому не мог смешаться с крестьянами.
Выходить из лесу было опасно. Но и оставаться тоже не стоило, потому что рано или поздно они найдут его и здесь. Они уже, вероятно, вызвали подкрепление, чтобы прочесать лес, да и собаки у них, наверное, будут. Значит, надо немедленно уходить, все равно куда,
Он шагал широко и сильно, но голод все сильнее давал себя знать, хотя пока и не мучил его. Ягоды, которые он срывал на ходу, утолили только жажду.
Когда он снова вышел из леса, солнце вовсю жгло скалы — наверное, был уже полдень. Он поднимался все выше, теперь его видно отовсюду, даже сверху, оттуда, где стояла часовня. Но ниоткуда не доносилось ни звука, слышны были лишь его собственные шаги. Когда он добрался до часовни, ему наконец стало ясно, где он. Часовня стояла как раз на полпути между двумя деревнями, одна из которых была — Телец. Выходит, подумал он, ноги сами принесли его сюда, к Любе. Ее деревня находится за Телецем, в сторону моря. Карел не велел ему заходить в эти края и предостерегал от прощания с «бабами». Уедешь, говорил он, сможешь вызвать к себе кого захочешь, это несложно.
Часовня отбрасывала густую тень; подъем в гору на самом солнцепеке отнял у него последние силы, и теперь он сидел, прислонившись к прохладной стене, скинув пропотевшие башмаки и рубашку, и глядел вниз, на эту местность — бедную, каменистую. Отсюда казалось, что все кругом покрыто крохотными каменными домиками без крыш: это были сады. Чтобы расчистить участок, приходилось вынимать из земли такое множество камней, что из них можно было сложить стены высотой в человеческий рост, которые потом защищали отвоеванный клочок земли от коз и слишком сильного ветра. В старину здесь росли густые леса. Но пришли венецианцы, вырубили их — и все погибло. Могущество Венеции давно сошло на нет, но люди здесь все еще расплачиваются за ее роскошь тяжким трудом.
Андрей понимал, конечно, что чувство защищенности было совершенно необоснованным, но не гнал его. Рыбака они, конечно, взяли еще несколько часов назад, и тот наверняка рассказал, куда он пошел; во всяком случае, они знают, где он высадился на берег. Наверное, они и в лесу уже искали его; теперь их разведчики объявились в маленьком портовом городке. Они расспросили о нем крестьянок на дорогах, мастеров, строящих лодки на окраине города, рыбаков и портовых рабочих, официантов в обеих кофейнях. Они останавливались поболтать с детьми о всех «подозрительных», коммунистах, расспрашивая, не дарил ли им чего-нибудь незнакомый дядя, не покупал ли им мороженого или большого куска дыни. А сейчас в городке пусто. Все прячутся в тени. Но подпольщики знают, что здесь кого-то разыскивают, может быть, они даже догадываются, что это его ищут. Они пошлют кого-нибудь в город сообщить об этом и узнать, как им следует поступить в данном случае.
Агенты уже, наверное, доложили большому начальству, что он бежал, хотя все было так хорошо подготовлено. У «Славко» — вся страна называла страшного комиссара политической полиции этим уменьшительным именем — уже был по этому поводу приступ ярости. Он уже влепил одному или двум своим подчиненным по затрещине, потом напился до помутнения в глазах, так что не знавшие его люди могли решить, будто он вообще ни на что больше не способен. Но Славко уже обдумывает новый план. Уже двинулись в путь его агенты, переодетые уличными торговцами. Через час-другой они появятся в деревнях, проворные, несмотря на жаркое солнце, придут на рыночную площадь, будут заходить в дома, в хижины и сараи, где держат коз, — вглядываясь, вслушиваясь, внюхиваясь. Потом и Славко явится со своей бандой «навестить» своих дорогих крестьян, будет похлопывать по широким задам деревенских матрон, касаться, точно невзначай, груди молодых баб и изысканно-вежливо приветствовать молоденьких девушек. А затем, когда всем будет хорошо и спокойно, нанесет удар.
Так что для спокойствия у Андрея не было никаких оснований. Но, увидев Телец, он почувствовал, что не зря совершил побег. Он не уедет, не повидав Любы. Можно обождать здесь, у него есть еще несколько часов, а потом пробраться в дом художника-иностранца — дворами, прячась под каменными стенами. Люба увидит свет на чердаке дома, который она убирает, а когда художник в отъезде, еще и стережет. Она придет, принесет ему поесть и останется с ним на часок. Потом он наденет что-нибудь из одежды иностранца и покинет этот край и страну тоже. Славко, конечно, догадается об этом, но с опозданием. Карел тоже будет недоволен, но это уже не имеет значения.
Славко появился в своем кабинете только после трех. Он сделал вид, будто еще не знает о побеге Андрея, и потребовал немедленно привести его к себе. На сей раз приступ ярости начинался медленно, он не давал оплеух подчиненным, только ударял кулаком под ребра. Впрочем, своих мелких агентов он действительно выслал на поиски — в качестве бродячих торговцев, безработных сезонников, холодных сапожников. Но все шло тихо, он даже бранился реже обычного. Затем исчез часа на два. Вернувшись, он собрал свой малый штаб, ребят, носивших одинаковые соломенные шляпы с голубой ленточкой, — он звал их своими «верными дерьмовыми паладинами»; пригласил и того молодого господина, которого прислали из столицы — на практику, как ему было официально объявлено.
На самом же деле тот должен был следить за ним и в нужный момент подставить ему ножку, догадывался Славко.
— Что слышно об этом негодяе? — поинтересовался он.
Один из его помощников ответил:
— Пока ничего. Облаву они провели, но попался только вор, которого подозревают в убийстве с целью ограбления.
— Конечно! Воров ловить — это они умеют, потому что сами все воры. Чтобы поймать коммуниста, им, видно, самим нужно стать коммунистами.
Эту остроту Славко повторял часто, и «паладины», как и положено, засмеялись. Не смеялся только «молодой господин».
— Какие будут у вас предложения по его поимке, господин доктор Марич? — обратился к нему Славко, про себя решив нынче же вечером перейти с ним на «ты».
Марич подумал и ответил:
— Господин комиссар, я — новичок и не могу делать вам предложений. Я уверен, что вы и так его поймаете. Правительство не зря вам доверяет.
«Жаль, что я выгляжу недостаточно пьяным, — подумал комиссар, — а то можно было бы сразу перейти на „ты“ и сказать ему, чтобы не выпендривался и отписал в своем следующем доносе: за доверие, мол, комиссар благодарит, но сам этому правительству ни на грош не доверяет. Ну да ладно, с этим можно подождать, уважаемый молодой господин».
— Ну что ж, пошли, негодяи мои дорогие! Вас, уважаемый молодой господин, это тоже касается. Когда я говорю «негодяи», я обычно имею в виду всех присутствующих.
Большая открытая машина медленно ехала через порт. Пусть все видят, что Славко сам вышел на охоту. Он сидел на заднем сиденье, удобно откинувшись, огромный, опухший, шляпа на выступающем брюшке, руки на ляжках. Он специально поехал через порт, чтобы смутить побольше народу. Друзья беглеца непременно захотят сделать что-нибудь, попытаются предостеречь его. И отлично. Их послания меньше помогут жертве, чем посланцы — охотнику. Хотя на этот раз Славко не нужны были и посланцы — куда идти, он знал лучше их. Птичка улетела и теперь где-то хлопает крылышками. Но у нее есть гнездо, значит, рано или поздно она полетит туда. Всегда надо искать гнездо, а не птицу. Тогда птица сама слетит тебе в руки.