Как все начиналось
Шрифт:
Ведущий не торопился, на его простоватом лице отражалась борьба мысли, скорее всего, его предупредили о том, что именно я умею. Он понимал, стоит мне развязать руки, как я разнесу половину площади, а сама дам такого деру, что ни одна стража не поймает. Он недоверчиво посмотрел на меня, потом на охранника и коротко кивнул.
Тот подошел ко мне, приставил к горлу нож и прорычал мне в ухо: «Только рыпнись, и тебе конец!» Свободной рукой он развязал путы. «Колдуй», – услышала я приказ. Я усмехнулась в настороженную толпу. «Ну держитесь, детки!»
Я
– Да она колдовать не умеет! – заорал кто-то.
– Беру и так! – снова заголосил Пантелей.
Тут из-под сцены тонкими струйками просочился желтый дым. Сначала едва заметный, потом все сильнее и сильнее. Он накрывал торговцев, и вскоре туман распространился по всей площади, так что стало не видно ни зги. Потрясающая возможность улизнуть, я пыталась оторвать веревку, но все было тщетно, только сильнее затягивалась хитро закрученная на шее петля.
«Что, черт возьми, такое получилось, куда делся светильник?» Все вокруг заполнил гнилостный запах, он проникал в ноздри, разливался по легким. Я закашлялась и боялась даже согнуться, слишком сильно затянулась удавка. Я с трудом взмахнула руками, через секунду дыма не стало. Толпа безмолвствовала, а потом началось невообразимое. Память запечатлела только картинки, как лубяные портреты тех, кто выкрикивал цену:
– Двести! – это Пан.
– Двести десять! – Молодой обалдуй в дорогом модном камзоле черного бархата, явно сынок высокопоставленного папаши.
– Двести пятьдесят! – старый хрыч, его поддерживают два молодца-холуя, чтобы тот мог как-то стоять на ногах.
– Двести шестьдесят! – Пан, у гнома испуганное лицо, он боится проиграть.
– Триста пятьдесят! – снова молодой в камзоле.
У меня перед глазами все поплыло, Пантелей не сможет перебить цену. Одинокая слеза потекла по моему бледному лицу, я уже не слышала криков и ничего не видела, кроме шевелящихся губ гнома: «Мы отобьем тебя у покупателя!»
– Две тысячи пятьсот! – Я встрепенулась. Ни черта себе! Я что, стою больше, чем жутко породистый эльфийский жеребец? Площадь снова затихла, все взгляды устремились на выкрикнувшего баснословную сумму.
Он был среднего роста, широкие плечи под пыльной рубахой, черные как смоль всклокоченные немытые волосы, недельная щетина, делающая его похожим на разбойника с большой дороги, крупный рот и глаза карие, миндалевидные. Внезапно я поняла – он даниец!
Мы смотрели друг на друга в упор, будто изучали, оба прекрасно осознавая, что я попытаюсь убежать сразу, как он меня развяжет.
– Продано! – раздался где-то далеко голос продавца.
Мне снова завязали руки, даниец поспешил к сцене. Я спускалась, высоко подняв голову, словно была выше царящей вокруг грязи, а в груди слабой птицей билась надежда, что он меня отпустит.
Мы встретились, он схватился за веревку, висящую как поводок у меня на шее, и грубо потянул.
– Пойдем! – Голос, такой знакомый голос, такой мягкий, бархатистый, как будто я его уже слышала где-то.
Осознание пришло само собой: это он! Он тогда украл Анука! Надежда растаяла, как первый осенний, еще робкий снег. Я смотрела ему в спину. Или не он? Этот вроде крупнее, да и голос, конечно, знакомый, но кто даст гарантию, что я не ошибаюсь?
Я споткнулась и едва не рухнула на пыльную дорогу, краем глаза замечая Пана. Гном прошел рядом, делая вид, что спешит по своим делам.
– Вставай! – рыкнул даниец и рывком поднял меня.
– Развяжи руки, – прохрипела я, – у меня кожа в кровь содрана.
– Я видел твои штучки на рынке, – ухмыльнулся он, и его красивое лицо приобрело весьма неприятное злобное выражение, – нашла дурака.
– Раз так, – я почувствовала, как внутри шевельнулась змейка гнева, – тогда я никуда не пойду!
Я уселась в позу лотоса на дороге и пообещала себе, что он может меня удушить этой веревкой, но с места я не сдвинусь.
– Дура! – буркнул он. В карих глазах полыхал гнев. – Дура!
Он подскочил ко мне, аки бес, схватил под мышки и поднял на добрый аршин над землей.
– Так, ведьма, – зарычал он мне в лицо, – я только что отдал за тебя огромную сумму, поэтому заткнись и шевели своими ногами!
Как ни странно, в этот момент я совсем не испытывала перед ним страха, только с любопытством ждала, когда же он превратится в чудовище, какое описывал старый сторож Кузьма. Парень долго смотрел на меня, тут я и сделала ход конем.
– Я узнала тебя, ты попытался похитить Наследника! – радостно сообщила я ему.
– Кого я похитил? – поперхнулся он, вытаращившись на меня.
«Хм, может быть, я все-таки поторопилась с выводами?» – усомнилась я про себя.
Он опустил меня на землю:
– Пойдем!
– Не пойду! – Я упрямо вздернула подбородок.
Даниец сплюнул, привязал болтающийся конец веревки к своему широченному кожаному ремню, устало сгреб меня в охапку и перекинул через плечо, словно мешок с зерном. Все! Если до этого молодой хам вызывал у меня только неприязнь, то теперь меня обуяло чувство настоящей ненависти. Я болталась, как тряпичная кукла, с ужасом представляя, какой живописный вид открывается со спины.
– Где Наследник? – тихо прошипел он мне в ягодицы.
– Ты у меня спрашиваешь? – Твердое плечо давило на желудок.
– А ты видишь здесь еще кого-нибудь?
Лично я видела следовавшего в трех шагах от нас Пана. Он метился в голову парню увесистым булыжником и жестами предлагал мне как-нибудь отодвинуться, а я делала страшные глаза, умоляя его повременить, дабы не покалечить меня.
Пантелей не послушался, рядом с моим ухом просвистел камень, и я полетела вниз, при падении больно ударившись плечом о землю. Потом шустро вскочила на ноги.