Каленым железом
Шрифт:
И они жрали петуха до полуночи, а когда пробило двенадцать, супруги окончательно стали пьяны и завалились спать, не сняв одежд.
Сейчас они оба уже старые и ходят еле-еле. У моей тетки они больше не живут. Теткин дом сломали, и их всех расселили по разным квартирам. Демьян и Николай Ефимыч получили однокомнатную в Пятом микрорайоне.
Я их иногда встречаю. Они идут еле-еле и держатся друг за друга.
Да ведь сейчас, оно, конечно, и жизнь не та: старые дома поломаны, кругом многоэтажье, кругом газ,
Подполья и погреба исчезли, петухов и кур в городе никто не держит, в магазинах продают товары, асфальт кругом. Свободно идешь вечером по улице, встречаешь друзей и знакомых.
Вот и я их иногда встречаю. Они идут еле-еле. Они идут еле-еле и держатся друг за друга.
Вот так и съели петуха…
* Этот рассказ – рекордсмен моих переводов на разные языки и публикаций в различных антологиях.
Николай Ефимыч долгое время проживал с женой у моей тети Иры… – Действительно проживал, и тетю действительно звали Ира, царство ей небесное.
…в 1953 году его амнистировали. – Александр Солженицын (1918–2008) писал в «Архипелаге Гулаг»: «"Ворошиловская" амнистия 27 марта 1953 года в поисках популярности у народа затопила всю страну волной убийц, бандитов и воров, которых с трудом переловили после войны».
С детства помню такие приблатненные куплеты:
Рано утром проснешься и откроешь газету.На последней странице – золотые слова.Это Клим Ворошилов даровал нам свободу,И теперь на свободе вы увидите нас.Елена Демьяновна. – Только сейчас вспомнил, что именно так звали мою учительницу русского языка. Елена Демьяновна, я, честное слово, не нарочно! Я больше не буду!
…очень любил сидеть на корточках, подпирая стену… – Привычка, ставшая второй натурой для зэков, солдат и восточных людей.
…еще одну реформу сорок седьмого года… – 14 декабря 1947 года по манию коммунистов деньги в одночасье подешевели, разорив многих советских граждан. Одновременно отменили карточки. Газета «Правда» хладнокровно писала тогда:
«Трудящиеся нашей страны горячо благодарят большевистскую партию, советское правительство, великого вождя и учителя, родного Сталина за отеческую заботу о нуждах народа, о благе и счастье народном. В ответ на эту заботу растет новая волна трудового подъема, неиссякаемой творческой активности советских людей».
Курухана свариймо?! – Подозреваю, что Николай Ефимыч был «западенцем», то есть западным украинцем. За что, скорей всего, и сидел (не на корточках, а в лагере).
…перо… – Увы, как явствует из контекста, это перо, в отличие от гусиного, являлось холодным оружием вроде штыка, к которому поэт Маяковский мечтал приравнять ТО ПЕРО, поэтическое.
Сейчас они оба уже старые… – Ну и что? Я сейчас
…кругом многоэтажье, кругом газ, свет, цвет, лифты, кафельные ванные, лоджии и горячая вода. – Все это было, как ни удивительно, уже и при советской власти. Хотя очень дурного качества.
БАРАБАНЩИК И ЕГО ЖЕНА, БАРАБАНЩИЦА
Жила-была на белом свете одна тихая женщина-инвалид, и жил на белом свете вместе с нею один бойкий барабанщик из похоронного оркестра.
Эта женщина однажды проживала с мужем в городе Караганда Казахской ССР и ехала в рейсовом автобусе на работу. И тут у автобуса заглох мотор на переезде, а поезд был слишком близко.
И поезд налетел на автобус, делая кашу и железный лом. И барабанщица вылетела из автобуса.
Во время полета ей разбило голову кованым сапогом, и кости торчали наружу, после чего она что-то все стала бормотать, бормотать, бормотать, а также читала всего лишь одну книгу. А именно: Расул Гамзатов – «Горянка», где он описывает новые отношения между людьми в республике Дагестан и борьбу за их женское равноправие.
Эту книгу она купила в больничном киоске непосредственно после травмы. И никогда больше с ней не расставалась.
После несчастья многие отвернулись от женщины, и первым из них был ее родной муж.
А барабанщик всю жизнь играл на барабане. Он и на фронте бил в барабан, и после войны бил в барабан. Он сильно пил. Он пил, пил, пил и допился до того, что стал играть в похоронном оркестре, где ходил за гробами с музыкой.
И от него тогда тоже многие отвернулись.
Вот тут-то они и сошлись с женщиной и стали жить на улице Засухина во времянке.
Зимой во времянку задувало, но ярко горела печь. А летом у них в садике цвела черемуха, и можно было дышать. Правда, барабанщик все пил да пил, и женщина все бормотала.
А красивая была женщина – черноволосая, стройная.
А барабанщик, кроме игры на барабане, изучал вопросы прочности окружающих предметов. Он сильно сокрушался, что нет на земле прочных предметов. И что если есть вроде бы прочный предмет, то обязательно имеется предмет еще более прочный, который может разрушить первый предмет.
– Ведь если бы не это, твоя голова не была бы расшиблена кованым сапогом, – говорил он барабанщице.
И та с ним соглашалась.
Ввиду неуспешных поисков смысла прочности барабанщик пил все больше и больше. И вот однажды он в полном отчаянии замахнулся на святая святых: он забрался на барабан и стал по нему прыгать. Пробуя.
А женщина сидела на кровати.
Она тихо сидела на кровати и читала любимую книгу. Тихо тикали ходики. Деревянные стены времянки были аккуратно выбелены. В углу висел рукомойник и стояло поганое ведро. На полу лежал половичок.