Каленым железом
Шрифт:
– Урод? – недобро спросил Никишка. И мы услышали звук хлесткой пощечины.
– А-а, ты меня избивать вздумал? – завыла Большуха.
– Тише ты, не ори! – прикрикнул Никишка.
Но Большуха выбежала в одной комбинации во двор. Никишка за ней. В таком порядке они добежали до водопроводной колонки, где он ее все же изловил и возвратил, рыдающую, в дом. Подобные сцены были часты на нашей тихой улице и особого удивления не вызвали. Ну, посудачили бабы, и вообще – население Ляльку же потом и осудило, мистически приписывая ей вину за все, что случилось потом.
А случилось вот что. На следующий день мы выдумали дразнилку, которой и встретили появившегося во дворе Никишку.
Никишка-горбун.
Большуху надул.
Никишка-шишка.
Никишка-шишка.
– Ну-у, злые дети, ведь это же нехорошо так дразнить живого человека. Чему вас в таком случае учат в школе? – почему-то совершенно не обиделся Никишка.
Наутро он потерял свой вальяжный вид. Волосы его были всклокочены, лицо опухшее, щеки небритые, глаза набрякшие. Мне кажется, что он, наверное, всю ночь не спал; плакал или пил. Кто поймет человека?
– Никишка-шишка! Никишка-шишка! – кричали мы.
Никишка лениво погрозил нам кулаком и вдруг неожиданно рассмеялся.
– Злые дети, – сказал он. – Вы себя плохо ведете, злые дети. Но я на вас не сержусь. Я вас сегодня покатаю на машине.
– Ура! – закричали мы и полезли в его драндулет.
Мы ехали за город, мы уехали далеко. Далеко позади остался наш двор, наш город с проспектом Мира и магазином «Лакомка», где на двери белела бумажка «Учет», Покровскую церковь обогнули, кладбище мы проехали, свалку, старый аэродром, березовую рощу, и выехали мы в открытую степь, в чистое сибирское поле.
Ах, как хорошо было в поле! Я и сейчас помню! Было жарко. Высоко стояло солнце. Жаркий ветер, пахнув, приносил дыхание сосен, луга, нагретой травы. Стрекотали кузнечики, летали маленькие мушки. Хохоча, мы катались по траве, тузили друг друга, прыгали, кувыркались. Никишка, улыбаясь, следил за нами. Бросил в кого-то репейником, веселья ради прокукарекал, кувыркнулся и замер, глядя в синее небо.
Сорвал ромашку, растер ее тонкими пальцами.
– Ах, как хорошо, – сказал он.
А потом быстро поднялся и пошел к машине. Мы и опомниться не успели, как он сел за руль и укатил.
Мы сначала думали, что это он шутит и скоро вернется. Но время шло, а Никишки все не было и не было.
– Сволочь, правильно папка говорит, что он – сволочь! – выругался сын Епрева, Витька.
– Нарочно завез, – догадалась Любка-Рысь.
– А-а, как мы домой пойдем? – захныкал Володька Тихонов.
– Ну мы ему устроим, козлу, хорошую жизнь, – сказал хулиган Гера, главарь нашей компании.
И всю обратную пешую дорогу мы строили самые разнообразные планы мести этому проклятому обманщику.
Ну а когда пыльные, измученные, злые наконец появились мы на нашей тихой улице, то выяснилось, что горбун Никишка час назад врезался в двадцатипятитонный самосвал и умер на Енисейском тракте, не приходя в сознание. Лялька билась в истерике. Женщины отпаивали ее валерьянкой.
На панихиду и вынос тела собралось немало народу. Хмурые торговые работники. Множество старух. Старухи плакали и крестились. Плакали две или три красивые женщины, злобно глядевшие на Большуху. Епрев с Шенопиным после поминок беспробудно пили неделю. Ляля Большуха скоро завербовалась на Север. И опустел флигелек, весь увитый плющом, с тенистой черемухой перед маленьким окошком.
* Во флигеле, увитом плющом, с тенистой черемухой перед маленьким окошком. – По-моему, здесь влияние романа «Мастер и Маргарита», той его части, где описан домик Мастера.
…полоумная старуха Марья Египетовна… – Из рассказа «Веселие Руси» (см. далее).
Приходите к нам еще, не забывайте нас! – Сейчас продавцов ЗАСТАВЛЯЮТ так обращаться с покупателями, отчего они сильно злятся. Правда, и на Западе официант может тебе тайком плюнуть в суп, если ты ему не понравишься. «ГРАЖДАНЕ! БУДЬТЕ ВЗАИМНО ВЕЖЛИВЫ!» – справедливо гласил древний советский лозунг.
Подушечки – дешевые конфеты, начиненные повидлом. Сейчас куда-то исчезли, как и многое другое из прошлой жизни.
…красный купец Ерофеев… – Ни с Виктором, ни с Венедиктом Ерофеевыми я в момент написания этого рассказа знаком еще не был. «Красный» не в смысле «красивый», а в смысле «советский», разрешенный большевиками в рамках новой экономической политики. Потом все быстро прикрыли, конечно…
Юнгштурмовка – полувоенная одежда с ремнями, заимствованная у немецких коммунистов. Любимая одежда наших комсомольцев 30-х годов. Вышла из моды, когда Сталин с Гитлером сердечно сдружились перед тем, как рассориться навсегда.
…чалдонской культуры. – Чалдоны (челдоны) – коренные сибиряки, русские старожилы Сибири.
Епрев и Шенопин – персонажи многих моих рассказов.
Шуров и Рыкунин – популярные исполнители советских сатирических радиокуплетов.
Старые тут деньги имеются в виду… – До «хрущевской» денежной реформы 1961 года, но после реформы «сталинской» (1947).
…комсомольцы-добровольцы… – Из популярной советской песни на слова Евгения Долматовского (1915–1994), имевшей припев:
Комсомольцы-добровольцы,Мы сильны нашей верною дружбой.Сквозь огонь мы пойдем, если нужноОткрывать молодые пути.Комсомольцы-добровольцы,Надо верить, любить беззаветно,Видеть солнце порой предрассветной,Только так можно счастье найти!Для сравнения – любимая поговорка сибирских бичей (бродяг): «Хулиганом назвать тебя мало, комсомолец ты… твою мать!»
Никишка час назад врезался в двадцатипятитонный самосвал и умер на Енисейском тракте. – Увы, не удалось ему пополнить ряды «новых русских».