Каленым железом
Шрифт:
А барабанщик все прыгал и прыгал, а сам был маленький и толстенький. Он прыгал-прыгал да и прорвал барабан – свой хлеб, свое пропитание.
Он тогда очень огорчился и стал поступать нехорошо. Он стал обвинять барабанщицу в том, что она испортила ему жизнь.
– Если бы не ты, дура, я бы сейчас играл в Большом театре. Я тебя могу побить.
Тихая женщина очень испугалась. Потому что они жили долго, и он с ней никогда так не говорил. Она взяла с собой книжку и убежала на улицу.
А на улице была ночь и плохо горели фонари, так что бежать можно было лишь сильно отчаявшись.
Барабанщик понял это, и ему стало очень стыдно. Он тогда пошел к водопроводной колонке, а сам был волосатый. Он разделся, облился холодной водой, вернулся в дом и вспорол пуховую перину.
Вывалялся весь в пуху и пошел искать барабанщицу.
Он нашел ее под завалинкой. Она дрожала от страха и смотрела в темноту из темноты.
– Ну, что ты боишься, дура? – сказал пуховый барабанщик. – Ты не бойся.
Барабанщица молчала.
– Ты не бойся, лапушка, – сказал барабанщик, который был бойкий. – Я не намазался дегтем, я не намазался медом. Я облился водой, и тебе будет легко отмыть меня. Ты хочешь меня отмыть?
– Хочу, – ответила женщина.
Она вылезла из-под завалинки и забормотала: «Хочу, хочу, хочу».
И они вернулись в дом. Барабанщик обнял барабанщицу. Она нагрела воды в большом баке. Вылила воду в корыто и стала отмывать барабанщика.
А он сидел в корыте и пускал ртом мыльные пузыри, чтобы барабанщица не плакала, а смеялась.
* Название явно навеяно песней Булата Окуджавы, где есть такие слова: «…где же, где же, барабанщик, барабанщица твоя?».
Расул Гамзатов – (1923–2003), дагестанский поэт. Лично мне симпатичен. Потому что, когда меня вышибали из Союза писателей в 1979 году, этот аксакал сидел на секретариате Союза писателей немного выпивши и время от времени восклицал во время моей перепалки с противным партийным Феликсом Кузнецовым и другими писательскими начальничками: «Ай, молодца! Хорошо сказал!» – «Заткнись, пьяная морда!» – шипели ему коллеги.
…поганое ведро… – Так у нас именовали помойное ведро.
КАК МИМОЛЕТНОЕ ВИДЕНЬЕ
Однажды в ресторан «Север» забрел оборванец. Открылась дверь, и в вестибюле появился гражданин, которому здесь появляться явно не следовало бы. Драный пиджачок неопределенного цвета, бумазейный свитер, ботиночки с обгрызанными шнурками, немыслимые брюки.
Не место, и он сам мог бы это понять, если б имел хоть каплю здравого разума.
Потому что в ресторане «Север» росли кадочные пальмы; рок-ансамбль исполнял по вечерам популярные мелодии, а за чистыми столиками хорошие люди в чистом кушали вкусные и дорогие вещи.
Не следовало бы. Конечно, не следовало. Ну, проголодался. Это понятно, не ты один. Так и шел бы куда-нибудь – в пельменную, пирожковую или на колхозный рынок. Зачем ты сюда-то приперся?
Швейцар товарищ Корольков был очень строгий человек. Мало того – он был очень важный человек. Он был очень крутой человек. Если он ласково говорил ханыге: «Ты куда же это, японец, лезешь без галстука», то ханыга мгновенно рвал когти, ибо твердо знал: ничего путного ему от швейцара после таких слов ждать нечего.
Строгий человек! Даже тогда, когда он приобретал пьяницам выпивку за их же кровные, лицо его сохраняло гордую неприступность. Чистый адмирал, а не швейцар! Адмирал швейцарской гвардии товарищ Корольков. Он, кстати, как адмирал Нельсон, был одноглазый.
Вот. Единственным своим глазом адмирал Корольков с изумлением и ужасом смотрел на вошедшего. Неужели несчастный не знает, какая горькая участь ожидает его, если он попытается проникнуть в заведение общепита первого разряда в таком виде?! Совершенно не важно, что на улице день и главное гуляние еще не началось. Ведь тут хорошие люди кушают, а также могут быть иностранцы, потому что развился туризм.
Корольков хотел сказать: «Ты куда?», но оборванец его опередил.
– Места есть? – спросил он.
Швейцар остолбенел.
– Ты чо, оглох ли, чо ли, дядя Ваня?
Как в дурном сне.
– Ну и стой, молчи, раз ты такой молчун, – резюмировал оборванец и прошел в зал.
Дядя Ваня хотел коршуном кинуться за ним вслед и победить, но вдруг почувствовал, что силы оставляют его тело и он сейчас свободно может хлопнуться в обморок, чего с ним не бывало в течение шестидесяти лет долгой и трудной жизни. От оборванца исходило такое ужасное магнетическое влияние, что Королькову безумно захотелось старательно вычистить щеточкой всю его гнусную одежду. Причем вычистить бесплатно, а этого Корольков не допускал до себя даже в самые горькие дни своей жизни, когда служил в шашлычной около Речного вокзала. В шашлычной, весь коллектив которой в одно прекрасное время отправили за хорошие дела куда надо.
– Господи Иисусе, – прошептал сходящий с ума швейцар.
А оборванец уже сидел между тем за столиком близ окошечка, и на него оглядывались. Подошла официантка и тоже хотела что-то сказать, но он ей и рта раскрыть не дал.
– Здравствуйте, девушка. Как поживаете? – вежливо осведомился оборванец.
– Ничего, – мямлила официантка, не понимая, что такое происходит.
– А как вас зовут?
– Анюта.
– Так вот, дорогая Анюточка. Я тут меню посмотрел, и что-то ничего мне, это самое, не подходит. Скажите, вы сегодня обедали?
– Обедала, – шептала официантка.
– Вот и отлично. Принесите мне все, что вы сегодня ели, плюс грамм триста коньячку.
Официантка попятилась и споткнулась о ковровую дорожку, шикарно устилавшую проход между столиками. Она попятилась, споткнулась и упала, отчего ее юбочка несколько задралась, и показались краешки комбинации.
Оборванец ловко выскочил из-за стола, ловко подал потерявшейся официантке руку с обглоданными ногтями и любезно поинтересовался:
– Что это с вами? Устала, бедненькая. Попробуй-ка за нами за всеми поноси.