Каленым железом
Шрифт:
Так что пришлось отдать. И только потом обнаружилось мошенничество, а именно что Валька была в сговоре с путевым обходчиком. Выяснилось, что они обо всем уже давным-давно договорились и только ждали, по-видимому, когда подрастет телка. Теперь они стали жить одним домом, в будке, а Васькина любовь, таким образом, кончилась и разбилась, как стеклянный шар.
И Метус, ошалев от всего этого, говорит маме:
– Вот видите, мама.
А старушка ему в ответ одно:
– Это все потому, что
– Жду любви не вероломной… – запел тогда Метус и стал сажать в поле картошку, поскольку была весна. Он посадил целых десять соток картошки, да и в огороде еще чуть не полный мешок.
Кроме того, он хотел затеять судебный процесс со своей бывшей Валентиной Ивановной по случаю, что она украла у него всю скотину, но та одумалась, испугалась и сама отдала ему по сговору 125 рублей.
На эту сумму Метус купил себе мотоцикл. Мотоцикл был очень старый и весь какой-то ржавый, но обладал одним важным достоинством: сзади для пассажира у него имелось шикарное черное мягкое прекрасное пружинное седло от трофейного мотоцикла БМВ.
Скоро и пассажиры нашлись, потому что Метус опять женился. Как он в этот раз женился – все равно и, пожалуй, даже и не имеет значения. Одно можно сказать, что последняя жена была ничуть не хуже, чем две первые. И не рябая, и не косая, а только чуть-чуть похожая на швабру.
Ну Метус жил себе да жил. И совершенно бесстрашно пел свое «Жду любви не вероломной».
Ну и вот. И настал август месяц, когда падает желтый лист и синеет воздух, когда перелетные птицы собираются домой, когда картошка уже окучена и нужно подумывать о том, как ее убирать и где доставать грузовик, чтобы вывезти урожай с поля.
А на грузовике ездил стройбатовский солдат по имени Рафаил, восточный человек.
Они как-то раз пришли, Рафаил и Метус, к Метусу домой и стали выпивать и договариваться.
Они пили, и жена не вмешивалась, потому что ее не было дома, а старуха молчала, потому что ей было все равно.
Они пили и договаривались, а потом Метус стал жаловаться, что мотоцикл весь ржавый и очень скрипит.
– И выхлопная труба погнутая, – огорчался он.
– Кольца, поршни, аккумулятор – все должно быть новое, а тогда – пускай! – Рафаил рубанул ладонью воздух.
– Не работает машина.Не заводится стартер,Из кабины вылезаетРазободранный шофер, —спел Метус.
И они еще выпили.
– Кольца, поршни, труба – все это есть, – сказал Рафаил.
– Где? – удивился Метус. – Нигде нету.
– Э-э, бяшка! – восточный человек скривился. – У меня в городе есть земляк, а у него есть кольца, поршни, моршни, чистим, блистим – у него все есть.
– Вот везет же вам, – восхитился Метус. – Везде у вашего брата земляки.
И сразу же стал хлопотать.
– Мама, –
Мама молчала.
– Все для вас же. Стараешься, стараешься, – объяснил Василий, вытягивая из комода семейные сорок рублей. – Мы к вечеру будем.
– Мы на машине, – пояснил солдат Рафаил.
И поехали. А к вечеру не вернулись.
Не вернулись и утром.
Тогда новая молодайка старухе Макарине и говорит:
– Мама, может, их ГАИ забрала.
– Нет, доча, ГАИ их не может забрать, потому что Рафка военный человек. Их может забрать только ВАИ, а тогда Ваську бы отпустили, потому что он – штатский, – отвечала мудрая старуха.
И добавила:
– Поди забурились куда, паразиты.
И точно, забурились, да как еще. К вечеру пришел к ним солдат Рафаил. Вот именно что пришел, а не приехал. Он держал в руках гитару с пышным красным бантом и отнесся непосредственно к Макарине Савельевне, сказав:
– Все, мамаша. Не плачьте и не рыдайте, а ваш сына сидит в КПЗ и получит на полную катушку.
И рассказал ужасный случай, как опять подвела Метуса «Жду любви не вероломной».
…Они никаких запчастей, конечно, не нашли, потому что жена земляка, здоровенная бабища, сказала, что он куда-то уехал.
– Да куда же он мог поехать? Зачем ему куда ехать? – засомневались друзья.
– А я скудова знаю, – сказала бабища и не пустила их в дом.
Они тогда стали ждать и пошли в парк культуры и отдыха, где играл духовой оркестр, где читали лекции про Марс и космонавтов, а также продавали стаканами розовый портвейн.
В решетчатой беседочке, увитой плющом.
– Жду любви не вероломной, – вскоре запел Метус и тряс Рафаила за плечо, а тот открыл один глаз и пробормотал:
– А! Отстань, ара. Дай отдохну.
И положил голову на стол.
А Метус тогда вышел на симпатичную парковую дорожку, посыпанную гравием, и стал гулять, любуясь окружающей его культурой, а также отдыхом.
И вдруг – да, вот именно вдруг, а не как-нибудь – ни с того ни с сего он увидел ту, которую ждал, по-видимому, всю жизнь.
– Жду любви не вероломной, – снова запел он, приближаясь к женщине.
– Да? – хрипло спросила та, которая имела под глазом синяк, прекрасные черные волосы, серьги, накрашенные губы и папиросочку в них. Чулок у ней был спущен, а так весьма хороша собой и грациозна, как лань. – Да? – переспросила женщина и сказала: – Ты мне шаньги не крути, понял?
– Ты не лайся, я тебя люблю. Ух ты хорошая, – обнял ее Метус.
– Ишь ты! – женщина захохотала, как залаяла. – Хочется. Хочется, а у тебя шалыжки есть?