Калейдоскоп
Шрифт:
— Анфас еще что-нибудь неподходящее вылезет. А впрочем, вкусы, вкусы, вкусы!.. Что мы знаем о вкусах жителей Юго-Западной Африки? Мы в собственных-то вкусах не очень уверены. Я знал одного человека, которого от отвращения выворачивало при виде волосатых женских икр. Он говорил, что такие ноги годятся на лето для ловли мух. А потом что-то в нем переменилось. «Косматые ноги, — говаривал он, — кружат мне голову, в положительном, разумеется, смысле». Что вы на это скажете? Вы были в Африке?
Незнакомец не слушал. Он прикрыл глаза. Он говорил как бы самому себе.
— Южная Африка… Когда-то я хотел туда поехать. У меня было дело как раз к этим готтентотам…
Надо было подладиться
— Бедный, несчастный, вымирающий народик. Не так страшен черт, как его малюют, ведь и пользоваться отравленными стрелами их научили бушмены, и, кстати, они совсем не так глупы… Вот, например: «Не раскуривай в степи трубку», «Не ешь зайца», «Если тебе попадется в степи какая-нибудь чужая вещь, отнеси ее домой, чтобы в селении хозяин смог ее забрать»… А эти их песенки!..
Здесь вылазит, Здесь вылазит, Здесь вылазит, здесь.Или:
Без мужа невеста, Без мужа невеста, Без мужа невеста — Хорошая добыча.Ну кто бы сказал, что это готтентотское? И однако…
Я осекся, потому что незнакомец со страстью заговорил:
— Я мечтал о поездке в Виндхук. Но это так и осталось только желанием. Неожиданно все планы спутались. Нелепый случай надолго лишил меня возможности передвигаться. Я вынужден был от поездки отказаться. Потом я писал друзьям письма. Переписка продолжалась долго, но ничего из нее так и не получилось. Мне не повезло с людьми. Друзья меня высмеяли. Прижатые к стене, они написали, чтобы я это дело выбросил из головы, потому как не те времена и ничего не удастся сделать. Они полжизни провели в Виндхуке. У них были деньги, они знали этот район, людей… А как дошло до дела, отделались словами: не те времена. От бессильной злости я даже расхворался.
— Понимаю. Я знал одного человека, который чуть было не свихнулся из-за пустяшного листка бумаги. Он собирал бандерольки от сигар. Однажды он заявил, что добудет какую-то очень старинную. Выяснилось, что единственная такая находится в Чили. Коллекционер немедля туда отправился, и что за невезуха! В стране началось землетрясение. Бандероль пропала безвозвратно. Тогда коллекционер, чтобы не помешаться, пошевелил мозгами и заказал в одной типографии точную копию. Я не люблю имитаций и фальшивок. Менее щепетильные натуры без зазрения совести залатывают ими прорехи в своих коллекциях. Лучше копия, чем пустое место, говорят они. Махинация с сигарами прошла как по маслу. Всю коллекцию он продал за границей и женился на одинокой хозяйке типографии. Хозяин, вы только послушайте, печатал также и банкноты, бывшие тогда в обращении. Когда же дело всплыло, типографа осудили на каторжные работы. Супруга махнула на него рукой, сделала соответствующие шаги в нужном направлении и осчастливила коллекционера. Эта история вроде бы и не относится к разговору, но я рассказываю ее вам, чтобы вы знали, что иногда случается с коллекционерами.
— Интересно. Вообще любопытное стечение обстоятельств. Вы кого-то здесь ждете? — поинтересовался он, видя, как демонстративно смотрю я на часы.
— Угадали. Жду и еще как жду! Мы встретимся только завтра. Сюда я пришел, потому что это наше любимое место. Всегда пустынно. Никто не наступает на пятки и не чихает на ухо.
— Женщина? — усмехнулся он глупо и паскудно.
— Но не готтентотка.
И ежу было бы понятно, что пришло время закругляться. «Иди, приятель, своей дорогой. Не мешай предаваться думам о Рите. Ты дал мне коробок и взамен наслушался забавных историй. Ну а теперь ступай. Иди дальше или возвращайся назад. Что ты здесь торчишь?»
— Вы, видимо, никогда ничего не собирали? Коллекционер выходит из дома только за тем, чтобы как можно скорее вернуться к своей коллекции.
— Собирал. Меня сломала та история в Виндхуке. Споткнулся на мертвой точке и потерял покой… — Он надел перчатки. — Холодно…
— Осень… — проворчал я в ответ. «Что за идиот? Солнце греет, как летом».
Внезапно я почувствовал на своих плечах тяжелые ладони.
— Мне внушает уважение ваше знание готтентотов.
— Читать надо…
— Странное стечение обстоятельств, — начал он поспешно. — Вы подкинули мне замечательную мысль: недостижимый оригинал заменить хорошей имитацией. Да, это удастся. Несколько складок, немного красок… Перекроить нос и уши. Изменю прическу, будете вылитый готтентот.
— Да вы что?.. — закричал я в ярости. — Вы забываетесь! Я попрошу!
Он на шаг отступил.
— Ничего, ничего… Вы были правы. Здесь прелестно. Стоит посмотреть на это еще минутку.
Багрово-золотая волна перекатывалась с горы в реку. Вода переливалась зеленью леса и сверкающей лазурью неба. Действительно, было чудесно.
Яркая вспышка, как в зеркале, отразилась в потоке воды. Может, я успел ее заметить краем глаза? Золотой и багровый тона поразили взгляд. Я перестал слышать шум воды. Приглушенный голос незнакомца долетал еще достаточно ясно:
— Сделаю складки, расплющу нос, удлиню уши… Дам великолепную краску.
Мое тело (без головы) лежало в воде, затопленное по плечи. Краски на склоне пожухли. Солнце куда-то запропастилось.
— Я поставлю ее в свой коллекции на почетное место, в горке красного дерева, за хрустальным стеклом. Табличка будет серебряной с черными буквами. Ты будешь моим готтентотом! Напишу: «Гобандуш, вождь племени Бондель Сварт».
«Я попал в руки идиота. В руки халтурщика, коллекционера-невежды. Именем Гобандуш (в дословном переводе «Блестящая Задница») называют павиана. Где же тут вождь племени? Идиот, одержимый идиот. И кроме того, ему не следовало кричать мне на ухо некоторые вещи. Даже идиот должен выбирать слова. Кто же знает, что еще можно слышать, а чего уже не услышишь ни за какие коврижки?»
Когда волна раздражения схлынула, я попытался вспомнить образ Риты Топ. Хоть время и перестало играть свою роль, я сознавал, что в предыдущем значении его осталось совсем немного.
Перевела Н. Порошина.
КОВЫ-КОВОНЬКИ
Полутемь. Голоса какие-то. За окном башня вроде. Черт, в жисть такой не видывал. Комната незнакомая. И письменный стол, и кресло, да просто все чужое!
Голову ухватил рукой и в щелку между пальцами слежу за чужаками. Двое у дверей, выход, похоже, стерегут. Третий у стола. Этот что-то мне талдычит, остальные знай поддакивают, каблуками щелкают. Мигом смекаю: народ зависимый, верно, подчиненные.
Положение аховое: вся троица в мундирах. Мундиры, эхма, нечего обольщаться, полицейские. Провинциальная полиция, провинциальный комиссариат. Комбинация удручает: полиция и никаких знакомств. В городке со щербатой башней не знаю ни души. Придется налаживать связи. Но с умом и осторожно. Мало ли что переменилось за ночь?