Калейдоскоп
Шрифт:
— А почему пошли в сторону? — заорал болтун. — Почему не выслали разведку в направлении зарева? Мост горел как из милости. Ребенок мог загасить.
— Ладно вам. Все были уверены, что неприятель разогнал вас на все четыре стороны, вышел к реке и поджег мост, чтобы обезопасить себя от нас. И еще я вам скажу: война — это занятие для взрослых. Оставим детей в покое. Ребенок не для того, чтобы после вас мосты гасить, уважаемый бывший стрелок.
Тем временем поезд выехал на мост. Под ним промелькнула река, грязная, как помои. Мы со свистом приближались к станции, где нас ожидала пересадка. Портфели с полки
Болтун заметно обмяк. Сказал примирительно:
— Мы квиты. Вы съели мою курицу и позаботились о рюкзаке. В нем было полбанки тушенки и плитка прессованного кофе.
— Возможно. Кофе при случае я вам поставлю. Курица в бульоне мост не сквитывает. Мост, это, знаете ли, мост. Мосты и до войны на улицах не валялись.
Я хотел добавить еще несколько слов, но болтун схватил портфель и выбежал вон. Я избавился от болтуна по-хорошему.
Пересев в местный поезд, я поехал дальше. Родных я застал в предпраздничных хлопотах. Они натирали полы мастикой.
— Я только за тазом, — объявил я, целуя всех по очереди. — Не обращайте на меня внимания, дорогие.
Я сел за стол и, для того чтобы избежать церемонии, добавил:
— У вас всегда была отличная свекла с хреном. Постной свининки я, может, и съел бы кусочек, но ничего не ищите специально. Пусть кто-нибудь из ребят сбегает за елкой, а вы садитесь, потому что я не принес угля, чтобы самому сидеть. Расскажу, как я ехал… Вынесите эти тряпки и бутылки. Скипидар со свининой не в ладу. Тарелка есть, вилка есть, нож есть… Меня учили, что тут должна стоять рюмка. Вот, пожалуйста, нашлась и рюмка. Садитесь, зимовать у вас не собираюсь. Кто хочет слушать, пусть не откладывает на завтра. У вас нет скатерти. Этот замучил меня простыней: странные на ней пятна, видите ли. Значительно лучше и приятней, чем некоторые. А со здоровьем как? Физиономии вытянутые, скривившиеся. Наверно, опять требуха? Ну, так под требуху… Ну, что с елкой? Может, кто-нибудь сбегает за парнем и напомнит. А теперь слушайте. Ну кто там так галдит? Пылесос? Позор! Я должен перекрикивать машину. Ну, поехали мы значит. Вроде едем, но останавливаемся у каждого семафора. Вот я и думаю, что приключится на этот раз, потому что в поездах всегда что-нибудь случается…
Я рассказываю, а родичи сидят как кролики, слушают. Я прерываю на минуту рассказ, напоминаю:
— Таз вычистить, а то стыдно из порядочного дома в другой город грязь возить.
Потом я возвращаюсь к теме. Принимаюсь песочить болтуна. Объясняю родичам, что и как, потому что в каждом рассказе должна быть мораль, как в маринованной сливе косточка.
Перевел Вл. Бурич.
КАРНАВАЛ
Вначале она все время говорила: «Ну, пожалуйста…» — напевала марши и вальсики, ссылалась на устав. Звали ее Фумарола, она была сержантом морской пехоты, ее новый мундир пах нафталином.
Мы познакомились на карнавале. Среди искрящихся раскаленных белых стен, под лазурным небом, среди розовых и алых цветов, на фоне сотни оттенков зелени, я рассказывал Фумароле о Соломоновых островах.
— У каждого есть свой остров счастья, — шептал я, гладя ее смуглую руку, — и ничего с этим не поделаешь.
В сумерки короткие тропические ливни барабанили по крыше. Ночи были влажными и душными. Небо позолочено блеском звезд. На лицах блестели капли пота. Тогда я так себе представлял росу любви. Я все с большим воодушевлением рассказывал о далеких островах. Фумарола молчала. В какие-то моменты она становилась мне такой же далекой и чужой, как эти чертовы острова, о которых я говорил с упорством маньяка.
А в городе — балы, гирлянды, хороводы, букеты, фестивали, игры, танцы и турниры. Об обычной одежде жители города забыли. Нормальной одеждой стал карнавальный костюм. Карнавал в Упании длится сто лет. А может быть, даже и дольше.
Любовь расцвела с буйностью агавы.
— Ты чудесно пахнешь.
— Дураки, ни один мне этого не сказал, — промурлыкала Фумарола и опять удалилась на тысячу миль. Комплимент, который она отпустила минутой позднее, привел меня в ужас и оцепенение. Несмотря на все это, между нами еще ничего не склеилось.
Мы решили уехать. Упания расположена на берегу большой реки. Ночью, когда смолкают барабаны и свистульки, когда расходятся по домам уставшие оркестры, когда уже только свистки переговариваются между собою, сквозь закрытые ставни проникает шум большой реки. Теплый ветер шелестит в муслиновых занавесках, щекочет кожу, не дает сидеть на месте, заставляет открывать настежь двери, ставит приезжих в положение, противоречащее местным законам.
— Фумарола, мы уезжаем!
— Закрой дверь, а то что-нибудь влетит.
— Мы поплывем вверх по реке, мы будем счастливы! Фумарола, бежим на пристань!
— В это время суток можно прогуляться только в одно место. — Фумарола встала и заперла дверь на четыре оборота. — Ты еще ничего не знаешь.
— Значит, завтра…
— Трудно с билетами.
— Я знаю Будзисука!
— Ты? Будзисука? — Фумарола махнула рукой и повернулась спиной.
— Фумарола, почему ты мне не веришь? Я привез рекомендательные письма от Сукота. Мы вместе учились. Приятели, кореша. Фумарола!
— Ну, чего тебе? Я хочу спать.
Я сел в плетеное кресло возле кровати. Слишком рано я вылез со своей любовью, как агава. Решительно ничего еще не клеится.
— Но склеится, Фумарола…
Она ответила демонстративным похрапыванием. Я плакал слезами ревности, а Фумарола спала как убитая. На правом боку, с подобранными к животу ногами. Короткая ночь тянулась бесконечно. Я с трудом дождался утра. Растрескавшаяся лоза кресла щипала и колола. Никогда раньше мне не было так грустно.
На рассвете Фумарола вскочила, автоматическим движением протерла блестящие пуговицы и натянула мундир. На мое предложение ответила очаровательной улыбкой.
— Пиши заявление. Иду за билетами. Может, нас пропустят на теплоход.
Мои усилия достать билеты наткнулись на огромные трудности. Проблема оказалась более сложной, чем я себе представлял. Я вынужден был послать телеграмму Будзисуку, Вскоре пришел очень вежливый ответ. Будзисук приглашал к себе и обещал, что даст знать куда следует, чтобы ускорить наш отъезд. Слово свое он сдержал.