Калейдоскоп
Шрифт:
В пятницу я лежал на диване и отмахивался от мушек, похожих на наших оводов. День был исключительно жаркий. Мушки кусали до крови. Фумарола вбежала в комнату с бумагами в руках. Я бросил полотенце и сел.
— У меня билеты, билеты! Мы вместе!
— Фумарола!..
Фумарола обняла меня за шею и очень нежно прошептала:
— Теперь я уверена: мы будем любить друг друга. Знаешь где?
— На пароходе!
— Ты угадал, — и она с силой прижалась ко мне, — только чтобы не очень укачивало…
Оркестр весело играл, пока мы шли через город в порт. В порту нам указали на пустую площадь, прилегающую к набережной. На шестой день пришел старый моряк. Похлопал меня по плечу и большим пальцем показал на стоящий на якоре корабль.
— Я сразу обратила на него внимание, — шепнула Фумарола. — Я знала, что это наш корабль.
В порту стоял только этот пароход. Счастье, как хорошее вино, вступило в ноги. Шаг за шагом я приближался к трапу. Фумарола согласно обычаю держалась немного сзади. Капитан приложил руку к козырьку, из громкоговорителя полилась бодрая мелодия. И прежде чем я успел пожать руку бравому капитану, раздался испуганный крик Фумаролы.
Что-то треснуло, как будто над головой разорвался снаряд. Ужасная боль и непроглядный мрак. «Бог покарал меня и мою любовь…» — молнией пронеслось в голове. Путешествие началось ужасно, хотя и с музыкой.
Наш корабль называется «Торкаток», Наш корабль, наш корабль, наш корабль «Торкаток»! Гей, «Торка», Гей, «Каток»! «Торка», «Торка», «Торкаток»!Мы плывем. По обеим сторонам равнина. Правый берег зеленый, левый темно-синий.
— Люди долговечны, реки преогромны и в среднем течении широки как море.
Капитан Макардек развлекает меня беседой. Прикрыв глаза, я слушаю профессиональные объяснения:
— Порвался бом-шпиль. Если бом-шпиль порвется, бом-марс-штанга летит, потому что ее уже не держит левый шпринг бом-шпиля. Шпрунги должны быть дубельтовые. Оборвалась бом-марс-штанга и упала вместе с бом-марс-штанг-зайтлем. Так это и случилось. Зайтель наделал много бед, но виноват был шпрунг.
Я улыбаюсь и поддакиваю.
— Бывает, случается. Закажите усиленные шпрунги.
Макардек ударил кулаком по колену.
— Каждый год обещают. Теперь я им покажу. Я им задам!
Я отвечаю сонно:
— Обязательно подействует.
Капитан понял. Еще раз извинился и пошел к себе. Он обещал лекарство, «которое должно помочь».
Два винта движут нас против течения. Палуба вибрирует, мой шезлонг дрожит. Влажный ветер сдувает запах смазочных масел, сталкивает на воду верещание репродуктора.
— …«Торка», «Торка», «Торкаток»!
Я не протестую. По всей вероятности, репродуктор надрывается в мою честь. Второй источник шума мы тащим за собой. «Торкаток» буксирует барку с передвижной мастерской.
— Путешествие длинное, но ничто не остановит меня в пути, — похвалился Макардек, когда я спросил его о причине стука. — У меня такие ловкачи, что любую часть выкуют на наковальне. Из ведра трубу сделают, а из заступа — винт. Сделали бы и шпрунги, но на изготовление шпрунгов нет разрешения.
Жесть бренчит, сталь звенит, молот бьет по железу, а вдобавок ко всему что-то скрежещет и скрипит. Голова прямо раскалывается. Еще немного, и она бы действительно раскололась. Во время посадки я получил в лоб зайтлем. Бом-марс-штанга упала на грузчика.
— Голова грузчика разлетелась, и мужику крышка! — крикнул кто-то из экипажа, увидя, что стряслось.
— Эй, младший сержант, — кричали с берега — сейчас же бушлат в воду, а то не отстирается! Как он нас забрызгал, что же надо было иметь в голове?
Когда я пришел в себя, капитан Макардек вручил мне письменное соболезнование команды, от судовладельца и от механиков с барки. Несколько слов самым сочувственным тоном он добавил также от себя.
— Фумарола… — прошептал я.
— Тише, тише, не волнуйся. Багаж я сберегла. Ничего у тебя не украли.
— Фумаролочка, как ты…
— Здорова, здорова, и еще как! Солнце греет, ветер щекочет, я сама с собой ничего поделать не могу. Нескоро дождусь я радости. От тебя мокрое место. Заграничная голова, а так быстро испортилась!
У Фумаролы дрожали губы, но она все время пыталась легкомысленно шутить. Но ее шутки были такими же, как мои восторги, когда я однажды наткнулся на уже месяц не стиранные трусы. «Мне плохо, — подумал я, — это мне напомнило прошлое». Нервозность Фумаролы дала мне богатую пищу для размышлений. Удачным обмороком я прервал разговор. «Оборвалася бом-шпиль…» — гласит официальная версия. «Оборвалася, ведь шпрунги…», и поэтому железный лом прошел в сантиметре от меня? Хм… Этот случай нравился мне все меньше. Из вежливых писем было трудно понять, кто поврежден, пассажир-иностранец или флагманское судно «Торкаток».
Гей, «Торка», Гей, «Каток»!Река называется Каток. Пейзаж не меняется, берега по-прежнему пологие, мы плывем на огромных распростертых крыльях. Вот уже капитан вызвал по радио врача. Вот от пристани отчалила к нам моторная лодка, везущая доктора, капли, пластырь и термометр. Я чувствую себя лучше, хотя у меня на голове шишка величиной с большую картофелину. Фумарола лечит меня по-домашнему: прикладывает к шишке разливательную ложку, взятую на время в кают-компании. Металл быстро нагревается, поэтому Фумарола охлаждает черпак в бадье. Бадья — голова, голова — бадья, вот и все разнообразие так неудачно начавшегося путешествия. Над головой трепещет полосатый тент. Я не могу собраться с мыслями. Ну, к тому же и этот черпак…
— Фумарола, положи черпак, а то я сойду с ума. Мне кажется, что ты залезаешь им мне в голову, как в горшок с супом. Сначала выберешь из головы жижу, потом начнешь выбирать гущу, и тогда мне конец. Гуща в голове самое важное. Фумаролочка, а что было до путешествия?
— Хлопоты.
— Это я помню четко. Фумця, а какие это были хлопоты?
— Разные.
— Хм… А что еще?
— Мы ездили в город на карнавал. Играли в разные игры.
— А как я себя вел, прилично?
— Задавал наивные вопросы, но не скандалил.