Калейдоскоп
Шрифт:
— Согласен. Пятьдесят метров и ни шагу больше. Что собаки?
— Ничего. И псы, и не псы — ничего… — Подмухел пододвинул фотографию и неожиданно взорвался. — Никогда ничего у нас не гибло, и вдруг получай! Двенадцать человек за месяц!
— Да ведь это дюжина, — проронил я достаточно сурово.
— Шесть пар, тютелька в тютельку, — ввернул сержант.
— Давайте карандаш. Подсчитаем. Двенадцать человек, недель — четыре. По трое на каждую?
— Точно, по трое, — отвечали хором комиссар, сержант и постовой.
— Многовато,
— Я подавал рапорт, дело запутанное и гнусное.
— Двенадцать человек вошли в лес средь бела дня и что?
Комиссар развел руками.
— Сквозь землю провалились?
— В земле их нет. За это ручаюсь.
— Так улетели? Испарились? Растворились в воздухе без остатка?
— Точно подмечено, инспектор.
— Вообще-то говоря, — вставил сержант, — коль это не ковы-ковоньки, то невесть что и есть.
Подмухел ужаснулся, бросил на него грозный взгляд. Мне улыбнулся извиняясь. Видать, живут они запанибрата.
— Глупости, чушь.
Сержант с виду был не простак. Назло комиссару я его ободрил:
— Докладывайте смелее…
— Раз наш, тутошний, шел берегом реки…
Я посмотрел на комиссара, тот подтвердил:
— Точно, река имеется.
— Есть, следовательно, и берега. Дальше!
— Значит, шел он берегом, не прошел и ста шагов, как река спрашивает человечьим голосом: «Не знаете, который час?» Этот, кого спросили, заорал: «Скоро двенадцать!» — и бегом в город. За час все об этом узнали. Потом выяснилось, что не река спрашивала, который час, а дамочка одна. Купалась нагишом, чужого парня и застыдилась. Вода в реке чистая, такая прозрачная, камешки можно сосчитать, инспектор.
— А где эти ваши ковы-ковоньки?
— Поначалу все шумели, мол, они. Чему ж еще быть? Река спросит: который час? Ковы и только.
Подмухел торжествовал.
— Браво, сержант. Теперь инспектор в курсе. Думал было, на простофиль напал.
— Когда это произошло? — продолжал я как ни в чем не бывало.
— Давно. Та дамочка уже внуков нянчит.
— Любопытно. Весьма любопытно.
Постовой сгорал от нетерпения. Разрешил я и ему выговориться.
— Шла одна тут по полю против солнца. Смотрит, а две груши-дички в мяч играют. Застеснялись ее и перестали. Мяч куда-то запрятали. Она сама рассказывала. Выяснилось, у докторова сына на том поле новый футбольный мяч потерялся. Слух и пошел, что, мол, очередные ковы.
— У сына доктора тоже внуки?
— Шустер парень. Переходит из класса в класс на одних пятерках, — вмешался комиссар.
Я вернулся к изучению документов дела. Подмухел тревожно ходил взад-вперед, но я оправдывал это беспокойство естественной робостью в присутствии начальства. Я должен был отдать комиссару должное. Ничем не пренебрег. Местная полиция сделала все, что в ее силах. И несмотря на это…
— Двенадцать человек исчезли бесследно. Мотивы не установлены.
— Мотивы отсутствуют, — поправил комиссар.
Акт подтверждал его слова. Гибли люди, но не гибли вещи. Драгоценности и деньги лежали на своих местах. Ничего не исчезло. Было изучено прошлое погибших, проведен опрос среди знакомых, установлены склонности и слабости. По этому случаю всплыли на поверхность пикантные детальки и маленькие пакости, которыми так называемые приличные люди привыкли разнообразить монотонность жизни. Обильный материал был провеян полицией. Результат: куча сплетен, ни единой улики.
Для полного спокойствия сменили персонал пансионата, в котором жили погибшие. Тихий пансионат напоминает в эти часы улей. Повар, поварята, горничные, садовник, начальница и даже дочка начальницы были тактично заменены сотрудниками полиции. Из старого персонала уцелел лишь портье.
Комиссар отдал приказ прочесать лес, рощи, огороды, сады, поля, луга, дороги, тропы, придорожные канавы и лозняк у реки. Специальные наряды следили за железнодорожной станцией, перетрясали багаж, заглядывали в лица, дергали за бороды и усы. С колокольни костела агент в бинокль наблюдал дальнюю околицу. Суровее, чем обычно, контролировались телеги и механические средства передвижения. Подмухел привел в действие гигантскую машину. О любой мелочи — рапорты и отчеты, что свидетельствовало о четком функционировании машины.
— И ничего. Ни единого следа. Результат нулевой. Огромная мельница мелет сорняк.
Комиссар склонил голову.
— Сколько у вас людей?
— Один плюс еще двое. Итого со мной трое.
Я сорвался со стула.
— Подмухел, что за шутки? Трое? А эти, эта мельница?
— Привлеченка.
— Дорогое удовольствие. Кому-то придется оплачивать. Кому? Подмухел!
— Финансы, инспектор, есть финансы. Мы у себя рассчитываемся по-хозяйски. Сегодня люди нам, а завтра мы им… И кой-как концы с концами сходятся.
— А воз и ныне там… в лесу.
— До леса следы четкие, как шоссе. А там хоть плачь. Ищейки вертятся по кругу. Земля вся перерыта. Ни туда, ни сюда. Не за что зацепиться. Ничего, ничего, ни-че-го.
— Были, пропали. Пропали без следа. Улетели. Как — полиции невдомек. Что это значит? Объяснение должно быть.
Полицейские молчали. Повесив головы, изучали носки ботинок. Я догадался, о чем они мыслят.
— Итак, что? Ковы? Ковы-ковоньки?
— Наш человек! — рявкнул сержант.
— Так да здравствует, ура, ура! — тотчас вслед за сержантом заорал постовой.
Комиссар схватил меня за плечи и, несмотря на протесты, расцеловал в обе щеки.
— Спасен! Сегодня я должен был подать рапорт об отставке… — Подмухел выдернул из папки клок бумаги и разодрал на кусочки.
— След обрывается в лесу. А в лесу что-то говорит по ночам… Вот и зацепка. Я хотел бы услышать ваше мнение о лесничем Лепусе.
Комиссар впал в задумчивость на несколько минут, рассудил, что уместно отделаться общими фразами.