Канцоньере
Шрифт:
Судьба-завистница вредит,
Мешая им осуществиться.
У власти став, не стань сердит,
Не будь к поверженным жестоким:
Пускай хоть тут она позлится!
Однако, коли вправду мнится,
То редко, чтоб из смертных кто
Был в столь высоком положенье:
Ведь ты монарх, прости сближенье,
Но благороднее раз в сто, –
Учтя все то,
Что ты пасешь страну не смладу,
Но в старости блюдешь от смраду.
На холме,
Жреца, почтенного страной,
В заботе не о свойском благе.
Скажи: Меня предал бумаге
Заочно любящий вас бард.
Весь мой азарт
В том, что взываю к вам в усердье
С семи холмов – о милосердье.
LIV. Perch’al viso d’Amor portava insegna
Светом любви в ее взоре паломница
Тронула мукою сердце беспечное:
Мне эта мука навеки запомнится.
Следом ступил я на травы зеленые –
Слышу звучанье далекое встречное:
Даром в лесу тратишь время бессонное!
Сжался в комок я под буком, где глас настиг,
В мысли томительной даль озирающе,
Путь мой увидел я полным опасности, к
Дому пошел и вернулся средь дня еще.
LV. Quel foco ch’i’ pensai che fosse spento
Тот огонь, который мнил погасшим
От ветров холодных и от лет в остуде, –
Все в душе пылает свечкою на блюде.
Искры не задуты: затаились
Под золой от взгляда, только вижу внове:
Вот опять исчезли, вот явились, –
И в глазах остывших слезы наготове.
Слезы, вас поймать хочу на честном слове:
Проводник печали прочь вы будьте! –
Но молить об этом – как о чуде.
Пламени какого б не залили воды –
Те, что ныне хлещут из очей унылых? –
Бог любви не прочит нам другой погоды.
Весь в противоречьях, сердцу милых,
Примирить желанья я не в силах:
И едва любое кануло в подспуде,
Как другое тотчас объявилось в люди.
LVI. Se col cieco desir che ‘l cor distrugge
Когда от боли ум мой не ослеп
И верный счет часам им не утрачен,
То день сегодня был мне предназначен
Как срок награды высшей от судеб.
Но что там за обвал росток погреб,
Суливший плод, я думаю, удачен,
Кем это мой курятник окарачен,
И колоса зачем не емлет цеп?
Увы, не знаю! экое мошенство!
Ведь упованье славы мне всучил
Эрот – и жизнь мою лишил блаженства.
А некто, помню, в древности учил:
Не полагай достигнуть совершенства,
Покамест в Бозе ты не опочил.
LVII. Mie venture al venir son tarde et pigre
Мои везенья на ногу нескоры –
Грядущее темно, порыв велик:
Бросать невмочь, а ждать я не привык –
И тотчас расползаются как воры.
Увы, скорее рак полезет в горы,
Снег закипит иль море станет вмиг,
И солнце на Востоке спрячет лик,
И Тигр с Евфратом съединят заборы, –
Чем обрету я мир иль передых
Иль Лауру Любовь переиначит:
Две бабы стакнулись для дел худых.
Мой вкус сошел с ума: не фордыбачит –
И ложка меда в бочке бед моих,
Конечно, значит только то, что значит.
LVIII. La guancia che fu gi`a piangendo stancha
Щеку, изборожденную слезой,
Скорее на, мой сударь, преклоните
И с тем взашей изменника гоните,
Что убелит виски вам сединой.
Затем свободной левою рукой
Прошедшим дням пути загородите
И от июлей – к январям идите:
Путь долог, лет запасец небольшой.
А из – вы пейте соки трав целебных,
Что гонят, прослабляя, боль души –
Горьки, но свойств исполнены волшебных.
А за меня – молитесь от души:
Да убегу вод Стикса непотребных, –
Когда мои мольбы нехороши!
LIX. Perch'e quel che mi trasse ad amar prima
Пусть тот, кто меня в эти сети завлек,
За них меня судит, –
А только желанье во мне не избудет.
Попался я в петли волос золотых
По воле Эрота,
И стрелкой холодной из глаз ледяных
Пронзил меня кто-то, –
И новая сердцу явилась забота,
А прежней не будет
Ему до поры, пока прочь не отбудет.
Но милый мне вид белокурых кудрей
Платком опечатан,
А пламень невинный прекрасных очей
При встречах – запрятан.
Солдат, и горами крутыми укатан,
В чести не оскудет:
Его от присяги и смерть не отнудит.
LX. L’arbor gentil che forte amai molt’anni
Любезный ствол, люблю вас много лет,
И ваши ветки внемлют благосклонно