Капитуляция
Шрифт:
Он выбрался из воды на берег. Лицо Джека окаменело и посуровело, и Эвелин в страхе закрыла глаза.
— И сколько же ты успела подслушать?
Ее глаза распахнулись.
— Слишком много для любовного свидания.
Его лицо превратилось в непроницаемую маску, в серых глазах появился странный огонь.
— Я не забыл прошлую ночь, Эвелин. Ты пытаешься отвлечь меня от главной темы?
Она покачала головой, почувствовав, как слеза пробежала по щеке.
— Я проснулась такой счастливой…
Джек раздраженно тряхнул головой.
— Ну
Эвелин смотрела на него сквозь слезы.
— Почему вы обсуждали графа д’Эрвийи? Почему говорили о шуанах? И кто такой Кадудаль? — тяжело дыша, выпалила она.
Джек разразился длинной непечатной тирадой.
— Как Леклеру удалось избежать гильотины? Всех членов его семьи казнили!
– вскричала Эвелин.
— Что ты имеешь в виду? — яростно взревел он.
Эвелин сжалась от страха. Уж она-то понимала, как Леклер избежал казни!
— Он республиканец, не так ли? Он отказался от своих друзей, своей семьи, присягнул на верность новому отечеству… Он не первый, кто так поступил! — Эвелин уже рыдала. Она не встречалась с сыновьями Леклера, но знала его прелестную жену. Эвелин не могла четко вспомнить красивую белокурую виконтессу, но сейчас, когда несчастная была мертва, какое это имело значение?
— Тебе не стоило спускаться к этому берегу, — заорал Джек. — Нужно было уйти, как только ты увидела Леклера!
— Мы ведь занимались любовью прошлой ночью! Неужели ты — шпион?
Как же это могло произойти? Как? Она сжала кулаки.
Глаза Джека сверкали гневом. Помолчав, он веско изрек:
— Мы занимались не любовью, Эвелин.
Она отвесила ему тяжелую пощечину.
— Ты — французский шпион!
Он отпрянул, будто отшатнувшись от её удара. На щеке проступил красный след.
— Советую тебе забыть всё, что ты видела и слышала сегодня. Пойдем к дому. И я отвезу тебя в Розелинд. — Джек гневно махнул рукой в сторону скалистой тропы.
Но Эвелин заартачилась, не желая двигаться с места.
— О! Ты даже не отрицаешь мои обвинения! Зато отрицаешь, что мы занимались любовью!
Она что, готова была снова разрыдаться? Ну конечно, слезы вот-вот собирались хлынуть из глаз — острый нож пронзил ей сердце, и всадил этот нож Джек!
— Я же говорил, — тихо произнес он, старательно сдерживая ярость, — что разобью тебе сердце. Я только представить себе не мог, что это произойдет уже на следующее утро!
Ей захотелось снова ударить его.
— Как ты можешь предавать свою страну? Мою страну?
Он метнул в неё суровый взгляд.
— Но ты ведь уже всё знаешь, Эвелин. У меня нет совести. Я — проходимец и торгаш. Пойдем-ка. — Он схватил её за локоть и почти выволок на дорогу.
Эвелин вырвала руку. Не хотелось в это верить, но Эвелин не ослышалась. Джек Грейстоун был проклятым французским шпионом.
— Черт бы тебя побрал!
Его глаза округлились, и Эвелин показалось, что он вздрогнул.
— Сильно
Эвелин бросилась вперед мимо Грейстоуна, он направился следом.
Ей почти нечего было собирать.
В слезах Эвелин свернула белье, которое носила накануне, и сунула его в саквояж. Следом убрала вчерашние чулки, за ними последовало темно-серое платье. Она уже успела упаковать ночную рубашку и халат, с трудом удержавшись от желания сжечь оба этих одеяния.
Джек оказался французским шпионом. Поначалу Эвелин лишь тревожилась, что её догадки могли соответствовать действительности, но теперь ей словно плеснули в лицо холодной водой. Нет, скорее это напоминало пороховой заряд, взорвавшийся в её сердце.
Она влюбилась. Этим утром она проснулась вне себя от радости. Она верила, каждой частичкой своей души верила, что Джек — замечательный человек, герой. Он был умен, честолюбив, силен. Решителен и отважен. Он был контрабандистом, но такой образ жизни казался органичным для человека вроде него. А ещё он спас её жизнь и жизнь её дочери четыре года назад во Франции. Несомненно, он был героем, человеком, которым Эвелин могла восхищаться, на которого она могла положиться.
Но она ошиблась, не так ли? Её представление о Джеке оказалось мыльным пузырем, и этот пузырь теперь лопнул. Джек помогал её врагам, врагам Анри и врагам Эме. Он не был замечательным человеком — он был предателем.
Ей стало дурно, причем боль пронзала не только сердце, но и живот. Перед Эвелин стояла мучительная задача совместить образ Джека, который она себе нарисовала, — образ мужчины, ставшего её любовником, — с тем человеком, которого она подслушала на пляже. Но как это можно было сделать, если часть её души яростно протестовала? Эта часть её существа жаждала объяснений — таких, что способны были навсегда стереть из памяти этот день, словно неприятных открытий и вовсе не происходило!
Но Эвелин понимала, что ясно слышала всё. Джек говорил с французом об английском вторжении в Бретань. Он выдал военные тайны. Интересно, ему хорошо заплатили? Достойно вознаградили за измену? Ведь его услуги стоили так дорого!
Опустившись на изножье кровати, Эвелин дала волю слезам. Ну как такое могло произойти? Прошлой ночью они любили друг друга. Этим утром она словно на крыльях неслась на пляж, чтобы найти Джека и броситься в его объятия. С губ Эвелин слетел горький смешок.
Её возлюбленный оказался шпионом — в сущности, он был её врагом!
Ну разумеется, врагом. В конце концов, у Эвелин не было опыта по части общения с любовниками, в противном случае она наверняка сразу почувствовала бы что-то неладное, прекрасно поняла бы: что-то не так! Она, несомненно, не упустила бы из виду тот факт, что на родине все знали о нарушении Грейстоуном режима британской блокады, его даже разыскивали по обвинению в государственной измене!