Карфаген смеется
Шрифт:
Я подумал, что мне представляется возможность немедленно спасти Эсме.
— Как насчет моих денег? — спросил я. — Вы откроете счета?
— Невозможно. Мы уже предъявили ордер. Эти средства — предполагаемая прибыль от преступной деятельности. Когда миссис Моган сядет, а еще лучше — когда все мошенники, которым она подсовывала взятки, окажутся в тюрьме, тогда мы сможем что–то предпринять. А пока нам хотелось бы знать о вашем местонахождении. Вы наш тайный свидетель, и мы не хотим, чтобы вы покинули страну. Вы автоматически получаете статус «пребывание на неопределенный срок». Все, что от вас требуется, — прижать к ногтю шлюху, которая вас подставила. Если вы этого не сделаете — привет, Россия.
Я все понял. Казалось, я мог получить свободу, но, как это ни печально, мне по–прежнему нужно было искать деньги на билет для Эсме. Я решил, в интересах правосудия и ради тех, кого я любил, все–таки сделать заявление. Я чувствовал себя загнанной в угол крысой, но выбора у меня не было. Я говорил всю ночь, ужасно сожалея, что не мог добраться до кокаина и поддержать свои силы. Я называл все имена, какие приходили мне на ум. Я пояснил, что майор Синклер был настоящим идеалистом. По требованию своего исповедника я изобретал оргии, убийства, извращения и взятки. Некоторых людей я не знал по имени, но пришел к выводу, что они были воротилами в Вашингтоне. Я превзошел самого себя. Джордж Каллахан едва не пел от восторга к тому времени, когда я взял из его руки авторучку и подписался на последней странице: «Макс Питерсон».
— Это чудесно, — пробормотал он со странным ирландским акцентом. — Чудесно, мистер Питерсон. — Он закрыл блокнот. — Теперь, если вы не надули меня, мы в деле. Все, что нам нужно, — отыскать миссис Моган, арестовать ее и допросить на основании этого краткого отчета. Тогда мы сможем начать дело против политиков, за которыми мы на самом деле гоняемся. Я вам очень признателен. Может, вы не понимаете, а может, не хотите понимать, но вы сегодня ночью оказали важную услугу обществу. — Он уже потирал руки.
— Я и вправду понимаю это, мистер Каллахан. У меня нет никакого желания связываться с преступниками. Если бы я лучше ориентировался в том, что происходит в вашей стране, то не оказался бы в таком положении.
— Со своей стороны, мистер Питерсон, я вам очень благодарен. — На его худом монашеском лице появилась ликующая ухмылка, которую он так и не смог стереть. Уходя, Каллахан вручил мне новую карточку. — Если вы попадете в беду, позвоните по этому номеру и попросите Джорджа Каллахана.
— Теперь клан будет жаждать крови, мистер Каллахан?
Я знал, что пожертвовал многим, лишь бы воссоединиться с моей Эсме. Избиение в пустыре около Уолкера было ерундой по сравнению с жестокими пытками, которыми прославился клан. Хороший друг, но жестокий враг, как говорил Эдди Кларк. По крайней мере, он оказался в тюрьме, хотя ничего не совершил. Он понял бы, в какое положение я попал. Если бы его не предали, меня бы не потревожили ни Министерство юстиции, ни Бродманн; не возникло бы и необходимости зарабатывать деньги на билет для Эсме. Миссис Моган, напротив, заслужила все, что с ней случилось. Никто никогда не обвинил бы меня в том, что я ее предал. Она сбежала из Уолкера, бросив меня на поживу клансменам–ренегатам. И даже тогда, если бы у меня был выбор, я не стал бы свидетельствовать против нее. Но любой разумный человек согласится: если какая–то женщина и заслужила гибели, то это, конечно, миссис Моган. Эсме нуждалась в помощи. Моя невинная сестра, моя дочь, моя любовь! О, я осыплю розами ее ложе. Sch"onen roten rosen for meyn freydik froy! Moja siostra rozy. Mayn gelihte! Она спасет меня от этих groylik gadles! [284] Она откроет правду. Когда она окажется рядом, мои города снова поднимутся в небеса. И я не убоюсь врагов. Die Freunde sind gekommen und die Feinde entkommen! [285]
284
Прекрасные розы для моей прекрасной радости! Моя сестра — роза. Свет моей жизни! …злодеев (идиш, польск.).
285
Друзья пришли и враги бежали (искаж. нем.).
Миссис Корнелиус sitzt am Steuer [286] . Она сразу поняла, что я не спал. Хотя моя подруга не любила водить машину, чувствуя, что в таком случае теряет лицо, все–таки ей пришлось сесть за руль, когда мы следующим утром уезжали из города, направляясь в Холлистер. Она была неопытной, хотя и гордой, автомобилисткой; зеленое атласное платье с бахромой почти не скрывало бедер, и ее сильные мускулы напрягались, когда она вела фургон по шоссе, непрерывно выкрикивая проклятия. Однажды миссис Корнелиус сделала паузу, достаточную, чтобы почти сочувственно поинтересоваться, что меня напугало. Тогда я рассказал о визите федерального офицера.
286
Сидит за рулем (нем.).
— ’от это да! — воскликнула она. — Мы ’се попали в п’реплет. Я и прочие девочки тоже нелегалы, верно?
— Только до тех пор, пока я не позвоню по телефону. Этот человек доверяет мне. Я сумел помочь государству в деле национальной важности.
— ’от же каким гадством ты занимашся, Иван! — Она резко крутанула руль. — Ты малький черт’в предатель! — Она расхохоталась. — Не, не г’вори мне. Я не спрашивала!
Я рассмеялся вместе с ней. Теперь я почти всегда мог угадать, когда она шутила.
Из Холлистера я послал Эсме еще одну телеграмму и позвонил своему новому другу Каллахану. Его не оказалось в офисе. Мне дали другой номер. Это было далеко от Нью–Йорка. Выяснилось, что он еще не приехал. Я решил приблизительно через день позвонить снова и помочь миссис Корнелиус. Der Hund verfolgte der Hase [287] . Он уже взял след. Тем вечером мы играли в Берберском театре, и мое выступление, хотя и не столь примитивное, как раньше, снова прошло плохо. Аудитория заметно обеспокоилась. Миссис Корнелиус дважды незаметно пнула меня. Когда мы ушли со сцены, она прошипела:
287
Собака гнала зайца (нем.).
— Если ты хошь пом’нять мое имя с Розы на Эсме, эт’ м’ня не колышет. Но, будь ты ’роклят, делай шо–ни’удь! Они уж начали думать, шо у нас се’о’дня клятая комедия.
Я извинился. Я сказал, что она должна понять мои чувства.
— Х’рошо п’нимаю, Иван, — жестко сказала она. — Чертовски х’рошо!
Теперь я посвящал все свободное время изучению специализированных журналов и поискам возможных инвесторов. Гарантии Каллахана, когда я все тщательно обдумал, оказались не слишком надежными. Все–таки было очень глупо упоминать о Максе Питерсоне. Клан (я об этом помнил) пользовался значительной финансовой поддержкой крупных сельскохозяйственных союзов на Западном побережье. Несомненно, в промышленности сохранялись такие же связи.
Я прилагал усилия, чтобы как можно тщательнее играть свои роли, но с каждым днем становился все более и более рассеянным. И с каждым днем, потерянным впустую, снова и снова предавал надежды моей маленькой девочки. Во Фресно госпожа Корнелиус внезапно прервала представление и начала петь свои песни. После этого она не разговаривала со мной целый день. Время подходило к концу, а все мои письма оставались без ответа. Эсме могла подумать, что я ее больше не люблю. Из Мохаве, где мы за день трижды сыграли «Белого рыцаря и красную королеву», я отправил телеграмму, уверяя свою возлюбленную, что все проблемы решаются. Я вел наш небольшой грузовик по белому шоссе, вдоль берега моря, под ярким солнцем Южной Калифорнии. Но в глазах моих была только Эсме. Я уже воображал, как обрадуется всему этому миру моя прекрасная юная жена. Она сядет рядом со мной и возьмет меня за руку, поражаясь невообразимой роскоши природы. Я снова вернусь к научной работе. Вся Америка нас зауважает, мы будем общаться с великими и знаменитыми. Но эта фантазия только усилила мою панику. Я мог лишиться светлого будущего. Мне нужна была финансовая поддержка. Рано или поздно, когда Каллахан схватит миссис Моган, моя жизнь подвергнется опасности. Мне следовало действовать как можно скорее. Единственное, о чем я не сказал Каллахану: где, по моим предположениям, миссис Моган скрывалась. Эти сведения были слишком ценными, чтобы добавлять их к прочим. Возможно, она сменила имя и занялась новой операцией. Поэтому я знал, что может пройти несколько месяцев, прежде чем Каллахан выследит мою бывшую любовницу. За эти месяцы я собирался заработать немного денег, привезти Эсме в Америку, жениться на ней, а затем бежать в Буэнос–Айрес. Там не хватало инженеров, а богачи охотно вкладывали капитал в новые проекты, вероятно, ради повышения престижа Аргентины. Кроме того, многие русские эмигранты уже перебрались туда; их военный опыт и навыки немало помогли правительству. Но всего этого не случится, напомнил я самому себе, если мне не удастся как можно быстрее отыскать того, кого на театральном жаргоне звали «ангелом».