Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Далее Женни говорит о том, что у них есть и другие дочери, о которых надо позаботиться. Она пишет мадам Лонге: семейная справедливость требует, чтобы ко всем трем девочкам относились одинаково, и жертвы, принесенные ради одной, должны быть принесены и ради других.
«Мои дочери, я уверена, никогда об этом не задумывались, но теперь Тусси помолвлена с мистером Лиссагарэ, и мы должны сделать для нее то же, что сделали для Женни — предоставить им и наш дом, и нашу помощь. К сожалению, мистер Лафарг потерял деньги в неудачных спекуляциях. Он слишком доверял некоторым своим друзьям и был неоправданно щедр. Его предали, ограбили — и из него же сделали злодея». {9}
(Еще одну причину, по которой Женни и Маркс поддержали переезд Лонге, осталась неозвученной в этом письме: Маркс выяснил, что Лонге ужасный спорщик, и после этого отказывался обедать с ним за одним столом и в одно время. {10})
Чуть раньше в том же году, рассказывая домашние новости в письме Либкнехту, Женни писала, что после 30-летнего пребывания в роли «политической жены и матери» она стала — вынужденно — толстокожей {11}. Она и сама похоронила своих детей; она не преуменьшала горе Женнихен или разочарование мадам Лонге — просто она знала, что жизнь продолжается, и неважно, насколько невыносимой считает ее тот или иной человек — жить дальше необходимо и возможно. После печалей приходят радости, так устроен мир. Пока ее дочери росли, Женни не могла дать им всего, чего хотела бы. Однако теперь она могла поделиться с ними мудростью и силой.
«Я слишком хорошо знаю, как трудно и долго придется приходить в себя после подобной потери; и на помощь нам в такие моменты приходит сама жизнь, с ее маленькими радостями и большими печалями, с ежедневными мытарствами и волнениями; маленькие беды и тревоги постепенно заглушат большое горе, и однажды мы и не заметим этого — а боль стихнет. Конечно, такие раны никогда не заживут до конца, особенно в сердце матери, но постепенно в ее груди проснутся новые чувства, новые силы, готовность — пусть даже и к новой боли, но и к новому счастью. Так продолжается жизнь, и в раненом сердце живет надежда, и так будет продолжаться до тех пор, пока мы не упокоимся навсегда. {12}»
К декабрю 1874-го жизнь Женнихен и Лонге изменилась к лучшему, по крайней мере, на одном из фронтов: Лонге стал профессором кафедры французского языка в Лондонском Королевском колледже, с доходом 180 фунтов в год. Он уже работал там на временной основе, а когда освободилось постоянное место, написал прошение о принятии его на службу {13}. Виктор Гюго и член Французского Национального собрания, историк Эдгар Кине дали ему рекомендации, и Лонге выиграл конкурс среди 150 кандидатов {14}. Женнихен тоже нашла работу — в Клемент Дейнс Скул, школе для девочек неподалеку от Стренда {15}. Энгельс дал им 100 фунтов, и они смогли переехать из квартиры, где умер Каро, в небольшой домик, который уже в начале 1875 года они полностью обставили мебелью с аукционов {16}. (Лонге предпочитал французскую мебель, которую Маркс называл мусором.) {17}
Маркс и Женни тоже переехали. Теперь, когда все их дочери, кроме Тусси, наконец-то обустроились, им больше ни к чему был такой большой дом, как Вилла Модена. В начале 1875 года они перебрались в дом на Мейтланд-Парк-роуд {18}. Дом был все равно достаточно велик по сравнению с домом на Графтон-Террас, однако с двух сторон примыкал к другим домам. Перемен было не очень много, внутреннее устройство дома Марксов почти не изменилось. На первом этаже по-прежнему располагался кабинет Маркса, и доносившиеся теперь оттуда слова, речи и разговоры по-прежнему превращались в книги…
Тем временем, Лиссагарэ начал писать свою главную книгу, «Историю Парижской Коммуны 1871 года», кроме того, они с Тусси занялись журналом «Красное и Черное». Тусси описывала его как еженедельное ревю на политические темы с рассмотрением революционных перспектив — статьи для него собирали по всей Европе и Америке {19}. Тусси делала для Лиссагарэ примерно то же, что Женни делала для своего мужа много лет назад в Брюсселе: она писала социалистам и коммунистам, прося у них материалы и статьи для еженедельника. Увы, хотя начало еженедельника осенью 1874 г. было многообещающим, в январе 1875 г. он благополучно заглох {20}.
Международное социалистическое движение снова сосредоточилось на внутренних проблемах. Мужчины — и что немаловажно, женщины — работали в своих странах, создавая местные политические партии и проявляя все меньше интереса к тому, что происходило за границей {21}.
К 1875 году, после политически бурного периода «пост-Коммуны», Франция приняла новую конституцию, предусматривающую избрание палаты депутатов и сената, которые, в свою очередь, вместе избирали президента Республики. (Первым президентом был Мак-Магон, человек, чьи пушки расстреляли Французскую революцию.)
Эта новая структура означала, что двери во власть для рабочих приоткрылись лишь самую малость, пусть и немного — но для того, чтобы об их чаяниях и требованиях узнало правительство {22}. Однако, как бы ни обнадеживали перемены во Франции, самые драматические события происходили в Германии.
В марте был принят проект программы, предусматривавшей слияние двух основных рабочих партий Германии — Общегерманский рабочий союз и Социал-демократической рабочей партии Германии. До сего момента, они практически делили пополам поддержку рабочего класса, и это ослабляло каждую из партий. Теперь их лидеры, придя к согласию, предложили создать единую Социалистическую рабочую партию Германии (СДПГ).
Удивлению Маркса и Энгельса не было предела, они ничего не знали о предпринимавшихся усилиях; хотя в целом идею объединения они поддерживали, но опасались, что Либкнехт (вместе с Бебелем возглавлявший Социал-демократическую рабочую партию) слишком многое уступит своим новым союзникам, приняв доктрину Союза (а Союз был создан покойным Лассалем, соперником Маркса). Эта доктрина, по мнению Маркса, неточно интерпретировала историю, мало внимания уделяла международной солидарности трудящихся, была основана на устаревшей экономической теории и включала только одно социальное требование — государственную помощь рабочим {23}. Хуже того, в этой программе совершенно не учитывалось значение профсоюзов. Энгельс писал Бебелю:
«Этот пункт имеет первостепенное значение; это самая верная классовая организация пролетариата, в рядах которой он ведет свою ежедневную борьбу с капиталом; борьбу, в которой он мужает и закаляется для грядущих битв; борьбу, в которой он уже не может проиграть, даже при самой жесткой реакции». {24}
Несмотря на возражения из Лондона, Объединительный конгресс собрался в Германии, в Готе, в мае 1875 г.; на нем было одобрено слияние двух партий и создание новой (в 1890 году она станет существующей по сей день Социал-демократической партией Германии).