Картонная мадонна
Шрифт:
На пороге стоял он. Макс, огромный, великолепный, значительный, источающий доброжелательность и благополучие, – встал как проводник в иной мир. И там, за его спиной – был праздник, был успех и счастье, и, кто знает, может, даже любовь…
Лиля осмелилась, взглянула Волошину прямо в лицо. И тут заметила, как его улыбка сползает, выражение сменяется недоумением, почти испугом.
–Простите? – не понял Волошин.
Зато Лиля моментально все поняла. Но отступать было поздно, да и не имело смысла.
–Я – Лизавета Ивановна Дмитриева. Вы назначили мне встречу.
Макс суетливо посторонился, приглашая войти. Лиля переступила порог, напольные часы доигрывали свою механическую мелодию.
Да, этот мир действительно прекрасен! Здесь слышится смешанный аромат чистоты, дорогого одеколона, цветов и конфет, большая прихожая горит огнями светильников, открытая дверь зовет в гостиную с роскошной мебелью и сервированным столом!
Лиля заметила в прихожей огромное зеркало, поймала в нем растерянный взгляд Макса, смотрящий куда-то поверх ее головы. В прихожей стоял еще один мужчина, Лиля узнала его по моноклю, упавшему на грудь.
Волошин пожал плечами, глядя на шокированного Алексея. Тот театрально вздохнул.
–Милости просим, – пробормотал Макс, – А это – мой друг, граф Алексей Толстой. Но пусть вас фамилия не пугает, он поэт… начинающий. Милости просим, Лизавета Ивановна, отобедать с нами. Правда, у нас только вино и закуски…
И Макс широким жестом пригласил ее в гостиную.
***
Спустя полчаса Лиля покинула эту квартиру.
Спустилась по каменной лестнице с витражами. Кивнула консьержу. Прошла мимо важного дворника. Закрыла за собой витую чугунную калитку. Смешалась с толпой.
На душе было радостно и тревожно одновременно.
Конечно же, мужчины были глубоко разочарованы. Но Макс быстро оправился, с аппетитом ел и с аппетитом расспрашивал Лилю о жизни, работе и стихах.
Вспоминая их разговор, Лиля шла и улыбалась.
–И чему же вы их учите в своей гимназии?
–Мои предметы: французский и испанский языки.
–Слышишь, Алексей? А ты, хоть граф, а языкам не обучен! Читаете в оригинале? Что же вам нравится читать, Лизавета Ивановна?
Лиля принялась перечислять, Макс откинулся на спинку стула и сыто смотрел на стол, кивая ее словам.
–Вы принесли что-нибудь еще?
Лиля вынула из сумки тетрадку, Макс тут же принялся листать, ерзая и скрипя стулом. Лиля обмерла, уставилась на паштет.
–Не стесняйтесь, – граф подлил хереса, был обходителен и любезен, но почему-то сразу категорически ей не понравился, – у нас тут запросто.
Лиля учтиво кивнула, отпила вина, надкусила пирожное – крошки упали на салфетку.
–Лизавета Ивановна, но это очень хорошо, очень, – Макс глянул на нее поверх тетрадки, – Так сколько вам лет, вы сказали?
–Девятнадцать.
–Что ж. Ваши стихи отличает темперамент и искренность, они проникнуты интимностью женского начала. Вам следует писать больше, разнообразнее. Каков ваш круг?
Лиля посмотрела на хрустальный бокал с темно-янтарным вином. Мой круг? Полубезумная мать и маленькие колючие девочки, которые подрастут и станут злыми…
–Книги! – ответила Лиля, – Ницше, Безант, Достоевский, Библия, Трубецкой…
…Волошин бросил на Лилю испытующий взгляд, и будто разом прочел ее всю – Лиля затрепетала.
–Что же. Нужно учиться, одной начитанностью тут не возьмешь. Необходимо общение. Без него вы зачахнете, поэту требуется стая. А приходите-ка в ближайшую среду к Вячеславу.
Толстой поперхнулся, вопросительно глянул на Волошина, тот сделал вид, что не заметил.
–Да, да. Вам нужно посетить Башню. Знаете доходный дом на углу Таврической и Тверской?
Лиля кивнула – чуть не опрокинула бокал. Толстой болезненно поморщился.
–Хорошо. Но приходите вечером, к полуночи.
…Лиля, окрыленная надеждой, шла по улице, и не понимала, какого цвета крылья пробиваются у нее за спиной: черные или белые?
***
Как только за гостьей закрылась дверь, Толстой расхохотался.
–Ну, Макс, ну и чучело! Нелепее представить нельзя! На мне жилет лопнет от смеха. И откуда берутся такие каракатицы? Ты заметил – она все время вытирала руки о юбку. К тому же хромая. Но вот чего я никак не пойму: зачем тебе понадобилось звать ее к Вячеславу?
Волошин прошел в гостиную, сел, налил себе вина, заложил ногу на ногу и изрек:
–Зачем? Скорее – «почему». Знаешь, в ней есть что-то от самоубийцы, сумеречной жертвы…
–Однако, дорогой друг, я считаю – напрасно ты ее обнадежил. Заклюют.
–Ну почему? Если захочет – не заклюют. Она наивна, но одарена, начитанна, образованна. А внешность и манеры – это все чушь.
–Не скажи. Ты что-то задумал? Ведь ей попросту не место среди нас…
Волошин медленно встал, не отпуская взглядом Алексея. Его глаза жалили. Рука, прижатая к груди, неожиданно рубанула воздух.
–Если она – божьей милостью поэт, то этого на ее век с лихвой хватит. В ней есть тайна.
Потом выпил, положил в рот пирожное и задиристо добавил:
–А вот тебе, Алихан, никогда хорошим поэтом не стать, у тебя один вздор в голове.
Толстой обиженно блеснул глазами, но промолчал. И лишь минут через пять как бы невзначай произнес:
–А, знаешь, Макс. Она ведь и в самом деле похожа на блудливую монашку.
Волошин расхохотался…
ГЛАВА 2
***
Еремченко в который раз перечитывал расшифрованную криптографом записку… но ничего не понимал.