Каштаны на память
Шрифт:
— Вы правда отведете? — все еще не верил хлопец, обращаясь к Андрею, очевидно, потому, что увидел в нем ровесника.
— Да, — ответил Стоколос и обратился к бойцам: — Я радист. Пришел к вам, хлопцы, не займете ли батареек? У вас же была «Родина».
— Не хватало еще, помилуй бог, чтобы мы носились с такой бандурой! — сказал Пужай, обрадованный тем, что пограничники вроде бы не придали значения инциденту с жилетом.
— Бандурой?! — с возмущением переспросил Стоколос. — Да известно ли вам, что такое
Рубен предостерегающе поднял руку, сдерживая Стоколоса.
— Нету у нас батарей. Это правда, — тихо сказал кто-то из партизан. — Очень нужны?
— До зарезу. Чтобы передать радиограмму, нужно напряжение хотя бы сто шестьдесят вольт. А наши батареи уже сработались. Самолет не можем принять, мы ведь сегодня здесь, завтра там, — объяснил Стоколос.
— Может, сходить туда с кем-нибудь? — обратился партизан к Пужаю. — Можно было бы и взять.
— Никаких хождений! И не рассуждать! — прикрикнул на него Пужай.
— Я поищу по селу, может, и найду, — неуверенно пообещал связной. — Немцы все приемники забрали. А у попа, может, и остались батареи.
— Хо-хо-хо! — деланно захохотал Пужай. — Я нутром понял, что прилетела к нам непростая птица. Помилуй бог, какой поп тебе союзник? Ведите, ведите его к командиру, пусть этот бродяга подсыплет ему в кашу мышьяку. Верите всяким! Где ваша бдительность, — вдруг повел наступление Пужай. — Так и передайте командиру объединенного. Я вас, понимаешь, предупреждал!
Андрей очень сожалел, что тут были люди из отряда Пужая. При них он просто не имел права сказать старшему лейтенанту всего, что думал о нем.
— Ты извини, — обратился Андрей к связному, когда они оставили лагерь Пужая.
— Ты о чем? — не понял хлопец.
— Да о том, что сняли с тебя кептарь.
— А-а… Так можно подумать, что все партизаны такие, — вздохнул юноша.
— Да никакие они еще не партизаны, — вмешался Колотуха. — Пока ты там стискивал кулаки, Андрей, я переговорил с его людьми. Пужай с двумя бойцами, сопровождавшими его, набрел на полсотни окруженцев и присоединил их к себе. Пока его не было, хлопцы потихоньку воевали, а как он появился, то занимаются лишь подготовкой к зиме.
— Зачем же они Пужая командиром избрали? — удивился Андрей.
— А он назвался уполномоченным «энкаведе по партизанской линии». Вот и стал «командиром и комиссаром в одном лице», — как он говорит.
— Вот хлюст! — в сердцах сказал Андрей. — Мещанин в партизанстве!
Андрей посмотрел на хлопца. Тот поправлял уже давно поднятый воротник, мороз пробирал его до костей, обжигал грудь.
— Надо было хоть платок взять. Да разве ж я знал! — сокрушался хлопец.
— Постой, друг! У меня свитер есть, а в рации еще и большой шарф, тетка подарила, — сказал Андрей. — Да еще теплое белье, фуфайка.
Рубен молча взял автомат и взглянул на парня. Тот дрожал от холода.
— А я все-таки думаю, товарищи, что Пужай не наш человек. Таких мой отец стрелял в революцию и в гражданскую, — проговорил задумчиво Рубен. — Чует мое сердце, будет с ним мороки…
— Мы так и доложим Григорию Авксентиевичу и Опенкину, — сказал Колотуха.
Стоколос подал хлопцу теплый свитер:
— Надень. Ну, чего стоишь, будто вкопанный? Хочешь, чтобы я замерз?
— Давай! — подтолкнул связного Колотуха. — Не бойся. Вшей, «союзников» Гитлера, нету. Мы одежду на огне окуриваем, сушим на морозе.
— Не боюсь я! Спа-си-бо, — наконец ответил хлопец, удивившись не меньше, чем тогда, когда у него отобрали одолженный у учителя жилет.
Комиссар объединенного отряда Григорий Авксентиевич напоил парня чаем с сахаром, который еще оставался в припасах партизан. Потом уселись на кучке дров, лежавших около костра, вокруг которого грелись партизаны.
— Спасибо за угощение, — поблагодарил парень и пододвинулся к Опенкину поближе. — Передали наши люди из Миргорода, что завтра в Малую Обуховку придет полк карателей, чтобы оттуда начать поход против вас. Из Полтавы или, может быть, из Харькова прибыл, говорят, злющий эсэсовец по фамилии Вассерман, а звание такое, что и не выговоришь. Какой-то там фюрер… Говорят, на Харьковщине этот Вассерман сжег несколько сел, жители которых помогали партизанам.
— Это точно известно, что они пойдут сначала на Малую Обуховку? — спросил Опенкин.
— Старосте заказали завтрак для офицеров, — ответил хлопец.
— Угу, — кивнул Опенкин и сказал Григорию Авксентиевичу. — У меня тут небольшая идейка…
— Подожди, командир! Хлопец назвал имя офицера… — насторожился Гутыря.
— Какой-то фюрер Вассерман, — повторил парень.
— Эту же фамилию называли пленные Гейден и Броер, — припомнил Гутыря. — Сейчас пойду к ним, пусть еще расскажут об этой собаке. Вассерман расстрелял даже взвод немецких саперов за то, что не сумели справиться с нашими радиоминами, — пояснил он Григорию Авксентиевичу.
— Иди, Устим, — кивнул головой Опенкин.
— Да, — согласился Григорий Авксентиевич и положил руку на плечо хлопца: — Иди погуляй. Спасибо тебе от всех партизан! Так что у тебя, Иван Осипович, за план?
— Вот подойдут наши, посоветуемся.
— Да, это тот Вассерман, который лютовал в Харькове, — доложил Гутыря, возвратившись. — Гейден и Броер говорят, что убили бы его собственноручно.
Тем временем подошли и остальные.
— Сначала давайте о Пужае, — насупившись, предложил Артур Рубен. — Он не наш человек… — и рассказал все, что видел в лагере у Пужая.