Катарсис. Северная Башня
Шрифт:
– Совсем я запутался, – признался я.
Кузнец рассмеялся:
– Если будешь так же удачлив, как был эти дни, не придётся распутываться. А вот мы и пришли. Зайдёшь?
– А что бы и нет? Любопытно.
Лошадку привязали к коновязи, зашли в лавку знахарки. Клем был первый. Знахарка кинулась ему на шею, расцеловала. Ого!
– Ой! Кто это с тобой? – отпрянула женщина, смущенно поправляя платок.
– Это Андр, мой родственник с севера. Поживет у меня. Прошу любить и жаловать. Он брат мне. По деду. Андр, это Спасёна. Знахарка. Ведает травки, отвары, заговоры. Зелья разные.
– Очень приятно познакомиться с такой красавицей и умницей, – говорю я.
Ох, как мы умеем изобразить смущение! А как мы глазки строим! Клем посмотрел на меня, на неё, фыркнул:
– Спасён, я тебе травок привёз, погляди, есть что годное?
– А? Травки? Откуда? – повернулась девушка к Клему.
– У Зелёной башни собрал.
Спасёна всплеснула руками:
– Погубишь себя! – Тут же глаза её разгорелись: – Покажи!
Клем потряс узелком. Спасёна схватила его за руку и потащила по лестнице наверх, в номера.
– Посмотри пока тут, – крикнул мне Клем.
Через несколько минут, услышав характерные звуки, я ухмыльнулся и прервал осмотр полок с горшками, склянками и вязанками трав. Вышел на улицу, сел на порог. Многостаночник. Это я про кузнеца.
Когда услышал шаги по лестнице, зашёл обратно в лавку знахарки. Коротко глянул на довольные, раскрасневшиеся лица этой парочки.
– Ну, нашёл что интересное? – спросил Клем.
– Если бы я понимал. Я из всех зелий знаю только живую и мёртвую воду.
При этих моих словах личико знахарки показалось из-за плеча Клема, глаза заинтересованные.
– У вас нет? – спрашиваю.
Вдруг глаза её полыхнули обидой и злостью, ножки застучали по ступенькам, подол мелькнул и скрылся. Клем вздохнул:
– Ну, Андр! Зачем девушку обидел?
– Я не хотел. Простите! – крикнул я.
– Пошли, ладно.
Когда отошли на несколько метров, спросил:
– А на что она обиделась?
– Живую воду могут сделать только маги жизни. А её выгнали с первого же курса Университета.
Понятно. А я, получается, тыкнул её в самое больное. Недоучкой и неумехой назвал.
– Андр, она вообще-то славная. И сладкая. Ласковая. А так как знахарка, болячку не подцепишь. Да и привереда она. Кого попало не подпустит к себе.
– Рекомендуешь? – удивился я. – Не обидишься?
Клем поморщился. Но сказал:
– Не моя она, что мне обижаться? Андр, давай начистоту! Ты мужик видный. Один. Рано или поздно вопрос этот перед тобой встанет. Жену свою я делить ни с кем не хочу. К чужой жене ходить – тоже не советую. Мужья разные бывают. Обидится кто – тебе оно надо? Девка – тебя обженит. Я так понял, что не желаешь ты этого. А Спасёна одна. Под венец тебя тащить не будет. Детей у неё не будет, обделил её Создатель. Понимает, что такая она никому в жены не нужна. А жизнь своё просит. Вот и захожу к ней иногда. Помочь.
– Ромашка знает?
– Нет. Узнает – обижусь.
– Понял тебя. Спасибо.
– Не за что. Пока. Зря Сластёну обидел.
– Сластёну?
– Ну, это только для своих.
– И много «своих»?
– Тебе не всё равно? Не дом нужды – это точно. Она не девка продажная. За неё глотку сразу порвут. Её в городе уважают, и в обиду никто не даст. Мужа и отца нет. Всем миром и защищаем.
– И всем миром?..
– Осквернел? Многим она нравится, да не многие ей нравятся.
– Понял. Ай да умница эта красавица!
– Это у ней не отнять!
Баня! Как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось!
Первыми, конечно, мылись хозяева – Клем с Ромашкой. Румяная с пару Ромашка – ещё краше. Сам себе стукнул по… рукам. Не зарься на чужое! Похотун! Ну и что, что глазками стреляет? И волосы открыла. Я теперь член семьи. Признали за потомка родного брата прадеда Клема. Можно при мне ходить и простоволосой. И не совсем одетой – в одной сорочке. Нижнего белья тут или нет, или после бани… Да кто после бани себя в корсеты загоняет! Что за дичь? Да и живот уже приличный. Грудь – соответственно. Всё стало рельефным. Природой так предусмотрено.
Как Ромашка вышла, так цыгане шумною толпою… мы с ребятами. Печь-каменка. По-белому. Полати, деревянные кадки. Котёл – бронзовый. Клем – кузнец или как? Он будет – камни раскаленные в воду бросать? То-то! Мочало из лыка. Вместо мыла – жижа какая-то. Пусть будет и. о. жидкого мыла. У нас это как раз веяние моды. Правду говорят – всё в мире циклично. А веников нет. Так сидим – потеем. Как в финской сауне. Про веники спросил – недоумение. Значит, есть идея.
Моих сопарильщиков очень заинтересовала моя цепь с крестом. Кузнецы!
– Да, серебро. Нет, плетение не знаю. Не я делал. Крест – литой. Символ – оберег. Да, освящённый.
Вот пройдоха! Клем, оказывается, тоже чувствует. Устроил мне концерт на площади. Нет, не обижаюсь. Если ты раскрытая книга для всех, то ты уже покойник.
– Батя владеет землёй! – гордый собой сдал отца Молот.
А вот это поворот! И всё меняет. Клем смутился под моим взглядом, стал оправдываться:
– Я же кузнец. Хороший кузнец. Я не маг. Просто одарённый. Металл я чую. С металлом и работаю. Больше ничего не умею.
– Металл и я чую, – ляпнул я. Блин! Этого хоть малец сдал, а я-то сам себя. Пришлось рассказывать: – Не знаю, то ли это, но когда я на заводе работал…
– Где?
– Завод. Такие огромные мастерские, где делают огромные машины из металла. Я работал в цехе, где металл отливали. А потом несколько лет – в кузне. Но руками там не ковали.
– А как?
– Гидравлическими и пневматическими молотами.
– Это как?
– Сжатый воздух или давление масла поднимает огромный молот, я на педальку нажимаю, молот падает, опять поднимается.