Катынь. Post mortem
Шрифт:
– Сейчас? Куда? – Выражение лица и тон голоса Ники не оставляли сомнений, что ей эта затея не нравится. – Опять к гадалке?
– На кладбище. Ты должна быть там вместе со мной.
И тогда Ника солгала. Она наскоро придумала эту ложь. Только бы не утратить того, что было самым важным обещанием этого дня: они с Юром договорились пойти сегодня в кинотеатр «Свобода». Но ведь не могла же она прямо сказать Анне, что предпочитает пойти впервые в жизни в кино на советский фильм «Веселые ребята», чем сопровождать ее в этих бесконечных поисках истины, ведь это все равно ничего не вернет. Ника договорилась с Юром.
– Я не могу. – Когда Ника произносила эти слова, она не могла смотреть Анне в глаза. – Сестра Анастасия попросила меня помочь ей перед окончанием учебного года привести в порядок библиотеку.
Анна, не говоря ни слова, опустила вуаль и пошла обратно вдоль стены, ощущая теплое дыхание горячих камней песчаника. Ника смотрела ей вслед. И тут как раз появился Юр. Ника боялась, что он узнает Анну, поздоровается с ней, и мать остановится, чтобы спросить его о чем-нибудь, и тогда все станет ясно. Но она увидела, как, поравнявшись с костелом Святой Екатерины, они прошли мимо друг друга, направляясь каждый в свою сторону.
19
Раковицкое кладбище словно тонуло в жарком воздухе июня. Тепло исходило от нагретых надгробных плит, послеполуденное солнце запуталось в листве деревьев, на ветках которых сидели уставшие от жары птицы. Издалека, со стороны часовни, доносились звуки церковного колокола.
Лицо Анны заслоняла вуаль, которая слегка колебалась от ее дыхания. Она стояла с букетом ирисов в конце группы тех, кто пришел проводить в последний путь профессора, доктора медицины Густава Зиглера. Анна узнала среди них и ту вдову, которая несколько дней тому назад рассказывала ей в ателье Филлера о том, как муж сделал ей предложение в антракте циркового представления.
Анна до самого конца держалась несколько в стороне. К вдове Густава Зиглера подходили с соболезнованиями разные люди, и женщина благодарила их коротким наклоном головы. Из-под черного шелкового платка выбивались пряди седых волос. Анна встала в конец процессии. Она рассчитывала услышать ответ на вопрос, который мучил ее с той самой минуты, как она увидела и прочла некролог. Она положила цветы на могилу, и, когда подошла к вдове, та окинула ее невидящим взглядом. И все же Анна задержала сухую как веточка руку женщины в своих ладонях и, наклонившись к ней, словно в опасении, что та может не услышать, произнесла:
– Ведь ваш муж был в списке катынских жертв.
Только теперь женщина в черном платке посмотрела на Анну осознанным взглядом. Какое-то время она стояла и смотрела на Анну как человек, который силится вспомнить, из какого времени и из каких мест появилась эта особа, пожелавшая слишком много знать. Высохшими словно палочки пальцами женщина прикоснулась к лицу Анны, слегка отогнув вуаль.
– Вы тоже потеряли мужа?
Анна кивнула и, придерживая вуаль так, чтобы женщина могла увидеть ее лицо, спросила сдавленным горлом:
– Простите, но как ваш муж мог умереть теперь, если он погиб в сороковом году?
20
– Умер от аневризмы?! – Буся, перегнувшись через стол, недоверчиво всматривалась в лицо Анны. – Вот так просто? Дома?
– Он был в катынском списке,
– Каким чудом?
– Ему повезло родиться в Вене и там же закончить медицинский вуз.
На столе, в круге мягкого света, лежала газета с некрологом Густава Зиглера. Над столом горела лампа с абажуром. К шнуру лампы крепился электрический звонок в форме маленькой груши. Когда-то с его помощью вызывали прислугу, теперь это был всего лишь атрибут прежних времен, столь же бесполезный, как бальные платья Анны или библиотека в кабинете профессора Филипинского, доступ в который преграждала полоска бумаги с красными печатями.
Они сидели так у стола с того момента, как Анна вернулась с этой газетой в руке. Теперь Буся надела очки, чтобы прочесть некролог, посвященный тому, кто считался мертвым – и все же был жив. Да, действительно, ему повезло, что он родился в Вене. Осенью 1939 года немцы вытребовали из разных лагерей пленных офицеров, которые могли подтвердить свое немецкое происхождение. И когда стало точно известно, что Густав Зиглер покинет Козельск, он отдал больному поручику кавалерии свой свитер, с внутренней стороны которого был вшит кусочек материи с вышитой на нем его фамилией: Г. Зиглер. Во время эксгумации в 1943 году именно этот свитер послужил доказательством того, что это останки полковника доктора Густава Зиглера…
– А он тем временем пережил войну в Кракове…
– Вот видишь?! – Буся просияла, ибо это и ей внушало надежду. – Ендрусь отыщется.
– Мама, чудеса не случаются дважды.
Буся поверх очков сурово взглянула на невестку.
– Ты не веришь?
– Верю… – произнесла Анна после некоторого колебания. – Верю, что должна в это верить.
Когда Ника появилась в дверях, она сразу поняла, что обе женщины ждали ее. Видимо, вновь появилась какая-то информация, какие-то следы, ведущие куда-то в прошлое, но для нее все это было таким же далеким, как воспоминание о первых каникулах в Ворохте.
– Что случилось? – Ника стояла в полумраке, глядя на залитые мягким светом лампы лица Буси и Анны. Анна ответила вопросом на вопрос:
– Где ты была? – Красноречивым жестом она указала на старые часы на комоде. Пару секунд, а может, и меньше Ника колебалась, сказать им правду или воспользоваться первой попавшейся отговоркой, но в конце концов она призналась, что была в кино. Впервые в своей жизни она была сегодня в кино!
– Одна? – В голосе Анны прозвучала скорее нотка недоумения, чем любопытства.
– С Юром. – Видя, как брови матери поднимаются, превращаясь в два вопросительных знака, Ника быстро добавила: – Это тот самый парень, который в ателье господина Филлера хотел одолжить тому русскому солдату свои часы . Я тебе рассказывала, он такой забавный.
– А что у него за семья? – допытывалась Буся, ибо восторг, которым светилось лицо Ники, показался ей подозрительным. – Откуда он взялся?
– Из леса! – Ника села на стул, теперь и ее лицо оказалось в круге неяркого света лампы, и она уже не могла скрыть выражения своих глаз, когда рассказывала о Ежи Космале. – Он из-под Мыслениц. Хочет стать студентом. Он вообще-то замечательный парень. У него прекрасное чувство юмора, и думает он так же, как мы. Он меня пригласил в кино. Фильм был русский, но такой глуповато-смешной…