КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ
Шрифт:
Но тогда, в тот вечер, об этом не мог знать ни Чет, ни тем более Тиерн. О принце Черном Алмазе в Эшебии вообще тогда никто ничего не знал.
Принимается.
– Представляешь, как ты заживешь?
– А он хорош собой? – с надеждой спросила Тийна.
– Да какой там! – Чет махнул рукой, бестактно начихав на её чувства, и плюнул бы, если б речь шла не о принце. – Тощий, маленький, бледненький, хлипкий молокосос, пятнадцать ему, что ли… Даже не знаю, достанет ли у него сил любить тебя как следует, такую кобылу… Да не это главное! Ну?
Маленький и бледный мальчишка! Тийна кусала губы, нервно сжимая
– Он нам нужен, – голос Чета стал угрожающим, а глаза злы. – Околдуй его. Мне все равно, на кого он вскарабкается, на тебя или на судомойку, но он должен будет ходит за мной по пятам и умолять меня принять его в нашу семью. Я должен стать для него важным человеком, ясно? Найди в своей Варковой (Варк её раздери!) книге подходящее заклинание, а иначе я сожгу её, клянусь!
– А если он мне не понравится? – голос Тийны плаксиво дрогнул и Чет нахмурился, как грозовая туча.
– Понравится – понравится, – сурово сказал он. – Эй, что это ещё такое?!
На темной лестнице, откуда только что спустилась Тийна, появились какие-то неясные силуэты и послышалась какая-то возня и тяжкое сопение уставшего и измучившегося существа, готового бросить все к едрени фени и уйти, а они пусть сами возятся, если им так нравится!
– В чем там дело? – гаркнул Чет, и несчастный, дрожащий и измученный голосок ответил ему под аккомпанемент шаркающих ног и натужного сипения:
– О, великий…царь, – поток грязной брани и тяжелое шкрябанье железа о камни ступенек. – Мы поймали вчера это… – смачный шлепок, словно кто-то влепился физиономией в пол. – Карянина, о, царь!
– Рыцаря?! – ахнул Чет, когда вымокшие и усталые, грязные ушастые сонки в количестве шести человек опустили перед ним тушу, спеленатую в плащи. – А почему я только сейчас об этом узнаю?
– Так мы его это… – сонки, переминаясь с ноги на ногу, потирали распухшие носы и подбитые глаза, и Чета передернуло от мысли о том, что было бы, если бы этот человек вдруг стал сопротивляться. – Волокли же сюда!
Этот сконфуженный ответ разъярил Чета.
– Убили?! – взревел он, порываясь кинуться на шмыгающих расквашенными носами сонков и разодрать их сразу всех. Те испуганно попятились:
– Да нет же, нет, – один из усердных носильщиков даже загородился руками. – Пьян он в стельку!
Белый, откуда у сонков стельки?! Они и трусов-то не носили!
Чет мигом остыл и с интересом склонился над свертком – и тут же отпрянул, брезгливо сморщившись.
– Фу! Ну и вонь! Пьян как свинья и храпит как буйвол…
Но, несмотря на вышеуказанные зоологические сравнения, Чет рассматривал рыцаря с благоговейным интересом. И было на что посмотреть. Точнее, на кого.
Человек сей был громаден; даже рослые сонки в своих лохматых меховых куртках, сонки, которых природа словно специально для войны создала крепкими и плечистыми, смотрелись рядом с ним, мягко говоря, мелковато. В его огромную лапищу свободно уместилась бы любая ушастая сонская голова, как яблоко-переросток или свекла средних размеров. Однако очевидно было, что человек этот никогда не утруждал себя уборкой овощей – руки его, огромные, сильные, далеко не изнеженные и даже немного… э-э… грязноватые, я бы сказал, были красивы и даже с ухоженными (насколько это тогда было возможно)
Это были руки профессионального воина.
Лицо его, чуть ассиметричное от стягивающего правую щеку шрама, выдавало особу породистых, благородных кровей. В его рубашку, обтягивающую могучую грудь и плечи, можно было бы впихнуть четыре Чета, в каждый сапог влезло бы по две сонских ноги.
Карянская одежда отличается от строгой пакефидской с её наглухо застегнутыми воротниками, длиннополыми кафтанами и широкими штанами (нифига себе – отличалась! Да каряне одевались в точности наоборот: кафтан до пупа, обтягивающие ноги трико как женские колготки, прости господи), и рыцарь лежал, можно сказать, чуть ли не голышом. Под одеждой бугрились мышцы (не бесполезная груда мяса, и не обросшая жирком туша, а сильное здоровое тело), и Тийна откровенно рассматривала его, прикрыв зарозовевшее лицо покрывалом. О, вот это действительно мужчина! Не принц-задохлик, а настоящий, красивый рыцарь (впрочем, тут вопрос, конечно, спорный, Нат никогда не славился красотой. Но после сонка… да, после сонков он казался первым красавцем!).
Много раз она венчала склоненные головы венцами Смельчаков, но видела ли она рыцарей? Ни единого!
Те люди, что называли себя рыцарями её отца, были всего лишь голозадыми дикарями, в дикости своей люто убившими кого-нибудь как-нибудь изощренно, а потом требовавшие за это награду и похваляющиеся на каждом углу своим жутким преступлением.
А этот человек… Тийна с тоской разглядывала великана, испытывая жгучее желание велеть перенести его в свою комнату.
– А ну, пошла вон, бесстыдница! – Чет, перехватив её нескромный взгляд, топнул ногой. Тийна, закрыв лицо, метнулась прочь, и Чет снова обернулся к храпящему человеку. – Ну и буйвол. Когда вы изловили его?
– Ну, вчера вечером, – нерешительно ответил их храбрый предводитель. О том, что вчера вечером они стояли в карауле и, заскучав, решили прогуляться, бросив пост, он смолчал, как смолчал и о том, что, гуляя, они забрели в крохотное поселение (его построили те из карян, кто лояльно относился к захватчикам и не видел ничего дурного в том, чтобы сытно кормить и сладко поить сонских солдат). Там вечно ошивался всякий сброд, и сонки-солдаты, и сонки-фермеры; захаживали и совсем уж никчемные люди – разбойники, головорезы и те из хитрецов, кто привык жить за чужой счет, добывая себе хлеб с маслом из запертых чужих домов (это называется воры, Белый).
И всем там были рады; по двору бегали ребятишки-полукровки, рослые, как каряне, и с медальончиками Чиши на шейках. Словом, местечко славное.
Там-то, перебрав, славные дозорные решили докопаться до одного из посетителей – ну, просто так, чтоб знал, кто тут сделан богами правильно! Им-то и оказался вышеупомянутый рыцарь.
О том, что в ходе спора рыцарь наглядно доказал, что боги более правильно сделали именно его, сонки смолчали. Как и о том, что потом, после оживленной дискуссии, когда хозяйка, ворча, сгребала с пола осколки огромной метлой, правильно и неправильно сделанные сидели вместе за одним уцелевшим столом и распевали песни, те, которые желал слышать правильно сделанный господин, и пили столько, сколько этот же самый господин им велел. Впрочем, их об этом ведь и не спрашивали, ведь так?