КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ
Шрифт:
От её тела засветилась и вода, словно ванна была налита до краев расплавленным золотом, и пузырьки пены на её поверхности танцевали, складываясь в причудливые узоры, подобные сверкающим алмазам.
– Ну, что уставились? – грубо окрикнула Тийна служанок, в немом восхищении застывших у дверей купальни. – Может, мне самой придется смывать с себя грязь? Шевелитесь, лентяйки!
Думать ни о чем не хотелось; даже о невероятной победе… Да, это невероятно. Какой шаг будет следующим? Непременно нужно убить отца! Тогда приезжий (точнее, приезжая) возьмет Тийну с собой, в Пакефиду, и уж там…
– Коли я смогла заставить солдат не бояться смерти, то почему я не смогу заставить знать не чтить
– Принцесса! К вам Первосвященник, просит принять его!
Тийна подняла голову с подушки; какого демона ему надо?! Принять…
– Впустите Первосвященника! Пусть зайдет сюда, если ему так нужно увидеть меня…
Служанки, в ужасе от её бесстыдного поступка, в ужасе бросились в разные стороны, поспешно прикрывая лица. Священник он или нет, но он мужчина, и видеть лицо… Тийна буйно расхохоталась, расплескав воду, и Тиерн, вошедший в купальню, едва не упал, поскользнувшись.
– Ну? Чего тебе нужно, Первосвященник? – грубо спросила Тийна, делая вид, что не замечает ненасытного взгляда мужчины. – Разве я не велела тебе присматривать за советником? В любой момент может случиться беда.
– Я и присматривал за ним, госпожа, – произнес Тиерн, не сводя глаз с Тийны. Его ноги словно против его воли несли его к ней, все ближе и ближе, он шел как кролик, которого загипнотизировал удав.
Первосвященник выглядел так, словно эту ночь провел в каком-то пыльном грязном месте; глаза его были красны, словно он не спал, и в них читалась угроза. Тийна уловила его злобную жадную дрожь, и поняла, что Первосвященник на пределе. Он больше не мог ждать, и что бы она сейчас не сказала ему – он не послушается.
– Так зачем ты оставил его одного теперь? – резко сказала Тийна. – Беда может случиться в любой момент.
– Беда ли? – так же вкрадчиво пробормотал Первосвященник, скользнув к самой ванне и упав перед ней на колени. – Беда ли? Я думал, это не беда; я почему-то подумал – знаешь, это вдруг пришло мне в голову, – что тебе был бы очень выгодно, если б та беда, о которой ты говоришь, все-таки произошла. И Палачи пришли бы за убийцей – и за мной тоже, ведь я-то должен был бы убить советника, чтобы он не выдал потом под пытками, кто это его надоумил убить царя. Как думаешь, придут за тобой Палачи, когда советник все-таки расколется?
Его жадная рука нырнула в сияющую воду и бесстыдно ухватила Тийну за ногу; пальцы, словно паучьи лапы, карабкались все выше и выше, подбираясь к колену, и Тийна с омерзением смотрела на эту жадную ненасытную ласку. Черный рукав его одеяния намок, напитался влагой, и черный бархат, наливаясь влажной темнотой, медленно тонул в островках мыльной пены.
– Где советник? – резко спросила она, откинув его руку. Брызги воды попали на лицо Первосвященника, мокрая рука оперлась о край ванны; на губах священника заиграла дьявольская усмешка.
– Не бойся, – произнес он, неторопливо отжимая рукав на пол. – Он просто уснул. Не вынес такого напряжения. Он спит. И сделать ничего не успел.
Его глаза смотрели страшно – Тийна поймала себя на мысли, что он похож на оголодавшего хищника, загнавшего свою добычу в тупик, и теперь наслаждающегося своей властью над ней. Несомненно, Тийна ему нравилась; он желал её; но он так же знал, что ей не миновать смерти – и его это не трогало. Напротив – он торопился получить свое, покуда она еще жива, и не собирался помочь ей спастись. А ведь он не знает, что Палачей больше нет, поразила Тийну догадка. Он просидел эту ночь где-то в темном пыльном углу, наблюдая за советником, и только сейчас выбрался их своего паучьего укрытия, пользуясь тем, что советник уснул. Или сам усыпил его – впрочем, что за разница?
– Так что? – продолжил он, ничуть не смутясь её резкостью. – Как думаешь, может, мне прямо сейчас пойти к царю и сказать, что его ожидает? Я поразмыслил – еще все можно остановить, и все будут довольны…
– И ты – тоже? – насмешливо спросила Тийна.
– И я, – согласился Тиерн, снова запуская руку в воду. Тийна с остервенением отдернула ногу, едва он коснулся её, и лицо Тиерна, ловящего её под водой, исказилось. Налет слащавости сполз с него, как шкура со змеи, он уже не скрывал, зачем явился. И в его чертах была только неумолимая решимость.
– Все равно ты будешь моей, – прорычал он. – Уличная тупая девка! Думаешь, я такой же дурак, как советник?! Ну, уж нет! Никакого убийства царя не будет – я связал этого чурбана советника и запер его покрепче! Но я выпущу его, если ты, дрянь, сию же минуту не вылезешь из своей поганой ванны и не ляжешь на постель! Думаешь, я шучу? Ничуть! Что-то мне говорит, что и на Палачей твои фокусы не подействуют – так что выбирай! Или ты принадлежишь мне, или я сам отволоку на Суд Правящих!
– Не будет никакого Суда Правящих! – с хохотом вскричала Тийна; Тиерн не слышал её. Словно безумный, он кинулся на неё, и его жадные губы впились, ев её обнаженное плечо, а руки погрузились в золотистую воду. Первосвященник навалился всем телом на Тийну, заходящуюся в хохоте, одежда его намокла, и он, лихорадочно обшаривающий её прекрасное тело, не знал, что делать: то ли дальше ласкать своего идола, то ли вытащить Тийну из ванной.
– Ты моя, – рычал он, кусая прекрасную кожу, и Тийна, взвизгнув, с силой отпихнула его прочь. Удар был силен настолько, что Первосвященник, отлетев, ударился о стену, и на него повалилась одежда с сорванного со стены крючка.
– Твоя?! – вскричала Тийна, поднимаясь во весь рост. Тиерн смотрел на неё исступленным взглядом, взглядом безумца. – Ты, жалкий человечишка, возомнил, что я могу быть твоей?! Посмотри на меня, посмотри хорошенько: разве я могу принадлежать хоть кому-то?! Нет! Это весь мир должен принадлежать мне! И кого это ты тут называешь тупой девкой? Кого ты решил напугать Судом Правящих? Неужто ты думаешь, что я испугаюсь и отдамся тебе, как те несчастный дурочки, которых ты обвинял в колдовстве и пугал сожжением на кострах? Ты, видно, забыл, перед кем стоишь, Первосвященник!
– Кем бы ты ни была, – процедил Тиерн, медленно поднимаясь и не сводя горящего взгляда с Тийны, – ты либо будешь моей, либо я уничтожу тебя! Я привык брать все, что мне нравится!
– Не на этот раз, – холодно ответила Тийна, перешагнув через борт ванны и подхватив покрывало. – Ты недооценил меня, Первосвященник. Неужели ты думаешь, что я настолько глупа, что позволила бы Суду состояться? Я далеко не так глупа, как ты думаешь; и далеко не так беззащитна. Сегодня, когда ты так храбро сразился с бедным советником – ого, да он умудрился тебе набить синяк! – я УНИЧТО ЖИЛА Палачей. Я повела войска в их пещеры, и солдаты пошли за мной. Меня ты собрался устрашить своими жалкими угрозами? Я могу зарезать тебя прямо сейчас, и ничего мне не будет – понимаешь? – Тийна неторопливо прошла к умывальному столику и откуда – то из складок одежды вынула нож, узкий клинок-стилет. Тиерн, сцепив зубы, молча наблюдал за ней. – Ну, что же ты, смельчак? Беги к царю! Можешь даже выпустить советника – ему, кстати, теперь тоже ничего не грозит. Что же ты молчишь? Все еще думаешь, что ты достоин такой женщины, как я? – Тийна играла ножом, посматривая на Тиерна. – Ну, что скажешь?