КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ
Шрифт:
– Много подвигов принца Зеда были достойны запечатления, – ехидно продолжил Белый, – но неизвестный и талантливый ваятель выбрал именно этот.
Потрясенный Черный молча разглядывал шедевр.
– Помнишь те времена? – подзудил Белый. До Черного дошло:
– Постой! Нам же было по…
– По шестнадцати лет, – подсказал Белый.
– А тут мне все тридцать! Что за тип это… ваял?! Где он видел у меня в шестнадцать такую перманентную щетину?! Да я еще не брился толком в шестнадцать!
– Вот оттуда и щетина, – подзудил Белый.
– И костюм… у меня сроду не было такого костюма!
Вышеупомянутый шедевр портновского искусства представлял из себя длинный,
– Сам ты в ведре ходил, – буркнул Черный, изо всех сил стараясь вспомнить где же он такое мог носить, и под угрозой каких страшных пыток его заставили это надеть. Белый сиял как начищенный сапог.
– А свадьбу Алкиноста Натх помнишь? – сладко напомнил он.
– Да, конечно, это же мой парадный костюм! И я надевал-то его всего раз…
– Папа Алкиност велел его сшить тебе, чтоб ты не позорил его перед людьми и не вздумал опять нацепить кафтан до пупа, какие обычно носил…
– А белая – это же парча, расшитая серебряными нитями… ну, чего ржешь?! Нормально я в этом ходил… и недолго… никаких неудобств! Только… подожди! Этот костюм я надевал всего один раз, он мне не понравился, и я отдал его…
Глаза его вспыхнули; слезы так и брызнули, срываясь каплями с ресниц.
– Был обещан знак, – торжественно ответил Белый. – Вот он. Ты дождался его. Это их работа. Время твоего изгнания миновало. Теперь – можно. Там, на постаменте и дата выбита – как раз сегодняшнее число. Да и безо всяких подписей, только взглянув на этот шедевр, я понял, чья это работа.
– Ты их видел?!
– Нет; никого. И ничего не знаю о них кроме того, что около пятидесяти лет назад был сооружен этот постамент. Специально, чтобы дать нам понять – твои Врата закрыты. Давно ты покинул Пакефиду, чтобы с собою самим разминуться – теперь ты никогда себя не встретишь. Теперь, кто бы и что бы ни говорил, все позади. Пора.
– Но это означало бы, – медленно произнес Черный, – что я вернулся из мира мертвых… для всех оно так и будет выглядеть.
– Да тебя целыми днями вызывают эти колдуны, – небрежно заметил Белый. – Так что никто в шоке не будет!
– Хорошо, – медленно произнес Черный, – я пойду с тобой. Думаю, и Сара согласится побывать дома… Давай только дождемся последнего дня – ты знаешь, о чем я.
**********************************!
====== 2. НАЧАЛО СТРАНСТВИЙ. ======
Черный: ЫЫЫЫЫ….
Белый: Это еще что за людоедский оскал?!
Черный: Мы очень плавно подошли к тому самому месту, где объясняется, отчего мы вообще влипли во всю эту историю c кинф, и отчего сами уподобились им, странникам. Поясним?
Белый: Да куда мы денемся…
************************************
Белый: С согласия нашего первого отца-Дракона, Алкиноста, которому мы вместе с Черным присягнули, я перешел на службу к Давру. Давр только-только вступал во власть в своей кненте, и Императором как таковым еще не являлся. Но принца ему страсть как хотелось иметь! Толковый помощник и друг из людей во многом мог бы помочь ему разобраться с делами, и по его мнению я подходил идеально. Признаться, я слегка заревновал Черного к Алкиносту – уж больно Дракон легко отдал меня брату в услужение! Я всегда чувствовал легкое отчуждение… Но любовь такова – Черный всеми своими чертами непростого характера навсегда завладел сердцем правителя (а это было весьма нетипично для Драконов, потому что иметь фаворита,
Для порядка я поерепенился, задав вопрос Алкиносту – а почему я?! Чем я в глазах государя хуже Черного? Обыдно, да! Я так ему и сказал. И он, видно, понял мои терзания и улыбнулся:
– Не злись, Торн, и не думай, что ты чем-то хуже своего друга, – сказал он. – Напротив, из вас двоих я считаю тебя умнее и сдержаннее и в делах государства более проворным, чем Зеда, но…
– Но?
– … но в мире нет ничего лучше равновесия и гармонии. Из нас двоих братьев Ченских я – как и ты из вас двоих! – более сдержанный; а Зед, как и Давр, более вспыльчивый, горячий, эмоциональный и несдержанный. Понимаешь? Его горячности, искренности и удивительной заботливой доброты не достает в сердце мне, а ему не достает знаний об этом коварном мире, на который он смотрит такими любопытными, слишком чистыми и иногда до глупости доверчивыми глазами. И в нашем союзе я буду опекать, воспитывать и направлять его. Иногда – сдерживать, чтобы он вырос и окреп, не испортив того добра, что заключено в его душе. А в вашем союзе с Давром роль воспитателя займешь ты, а Давр с твоей помощью будет учиться смирять свой гнев, злоречие, вспыльчивость… таким образом, мы все вчетвером обретем недостающие нам качества, понимаешь? Кроме того, Давр молод и любопытен – совсем как Зед, – и готов слушать объяснение любому явлению, как и Зед, начиная с описания улитки и заканчивая солнцем, дающим нам жизнь и тепло. Кто, кроме тебя, поможет ему больше узнать о людях, чтоб лучше ориентироваться в мире людей, и ответить ему на все его «почему»?
– Разве мир принадлежит людям, а не Драконам?
– Бесспорно. Людей много, у них острый ум, горячая кровь и превеликое любопытство. Они вертят этот мир, уж поверь мне. А коли живешь в мире, принадлежащим людям, то не стоит пренебрегать его правилами. Кроме того, Давр обожает философию, это самая сладкая из наук, наука лентяев, которые лежат на тюфяках и размышляют о мире; кто лучше тебя может рассказать Давру о людской философии? У кого лучше, чем у тебя, подвешен язык?
Надо полагать, Давр сам относился к софистам – и был достаточно ярым последователем этого учения, склонным задавать едкие язвительные вопросы, разрушающие любую самую красиво выстроенную теорию.
– Он был глупцом, – отрезал он, когда я рассказал ему о некоем философе, помершем под забором от голода и холода, но притом написавшем одиннадцать томов философских трудов. – Надобно сначала было озаботиться о голодном брюхе, а потом учить остальных тому, как следует жить! И он еще претендовал на звание ученого и мудрого человека! И не смог раздобыть себе куска хлеба…
Давр вовсю готовился стать мудрым правителем того кнента, что мы отняли у угольщика Чета. Совет уже одобрил его цвета и гербы, а мне предстояло вести переговоры со знатью, объявляя его вновь изданные законы и указы и прочее заниматься его двором, принимать вассалов. Это большая работа, сказал мне Алкиност, и кто лучше меня с нею справится?
Мне сразу представился Черный (точнее, его высказывание о жизни принцев, кое я тщательно увековечил в своих летописях).
– Это только называется – принц, – сказал он. – И все думают, что принц – это богатство и все такое, – для наглядности он изящно растопырил пальчики, закатил глаза, скорчив рожу напыщенно-глупого франта и, оттопырив зад, повилял им, изображая неторопливо-томную походку придворного. – А на самом деле вкалываешь как ишак. Вот так!
– Зед, конечно, – ответил я на вопрос Алкиноста. – Он своею властною рукою…