Кисельные берега
Шрифт:
Печальная судьба сына его не сильно обескуражила. У него подрастало ещё трое официальных наследников и пятеро байстрюков - есть кому цапаться за власть после смерти папеньки и растаскивать Колбасково на уделы. Не хватало в этом хороводе только непонятной невестки старшенького. Вдруг начнёт претензии предъявлять? Интересно, она точно не в положении?..
Вот чего с ней делать прикажете? Кормить до старости и лицезреть за обедом её кислую физиономию, от которой у короля уже зубы сводит? И это в лучшем случае… В худшей,
Как же точно узнать – успела эта дурочка наследником забрюхатить или нет? А то оно как бывает – сегодня пустая и печальная, а завтра слёзы оботрёт, да как затеется утешаться в объятьях ушлых кавалеров!.. Понесёт не пойми от кого, а объявит, что от любимого мужа нежданная радость обозначилась…
Король вздохнул и яростно взгрызся в ноготь мизинца.
Куда её девать? Причём, не затягивая. К родителям отправить? Это не гарантия: в деревне тоже мужики есть, способные заделать псевдонаследника трона. И добрые родственнички, которые такую возможность не преминут подсказать наивной дурочке, коли сама не дотумкает сообразить…
А может, в монастырь? Дескать, скорбь по убиенному супругу оказалась столь велика и неподъёмна, что справиться с ней без божьей помощи оказалось не под силу бедной вдове. Хм, а это мысль, между прочим…
Но лучше и безопасней всего - выдать её немедленно замуж! Тогда уж любая беременность, хоть бы и немедленная, не сможет претендовать на связь с королевской кровью.
Король покосился на запавшие щёки и чёрный чепец принцессы.
Да… замуж – это отличное решение… Сбагрить и забыть. Вот только этот траур… Что скажет общество? А что оно скажет? Осудит ветреную принцессу. Король-то тут при чём?
А что скажет церковь? Да, тут затыка. Епископу Колбасковскому придётся отбашлять. Чтоб не возникло тёрок с главой организации в далёком городе Риме. И отбашлять столько, что будь здоров!..
Ногти кончились. Его величество нервно щёлкнул зубами в воздухе и сжал обработанными пальцами подлокотники трона.
Где же взять денег?
Восприняв перемену позы короля, как повод напомнить о времени, канцлер кашлянул и раскрыл папку.
– Продолжаем приём, ваше величество? – захлёбываясь сладострастной почтительностью, выгнулся он.
Кшыштав затряс коленом и мрачно уставился на входную дверь с лакеями у створок:
– Кто там ещё?
– Кхм.. Ага… Послы из фьордов изволили прибыть, имеют претензии в отношении пошлины на ввоз селёдки… Затем… франкский барон, желающий поступить со своими вассальными рыцарями на службу к вашему величеству в преддверии ближайшего крестового похода на восток… Ещё… заводчик стеклянной мануфактуры, выписанный вашим величеством из Богемии, явился с жалобой на чиновничьи притеснения… и… А вот: вышеградский купец, чью Сяньскую экспедицию вы изволили благословить некоторыми вложениями…
Августейшая особа встрепенулась:
– И?
– Желает отчитаться по итогам и рассчитаться по векселям.
– Зови! – велел король и в нетерпении затряс обоими коленями. – Его-то мне и надо.
Канцлер небрежно кивнул секретарю. Тот посеменил на полусогнутых к распорядителю, нашептал ему имена и звания приглашаемых. Распорядитель, сдвинув брови и не оборачиваясь, отдал команду незамедлительно выросшему за его спиной лакею. Лакей торопливо поцокал каблуками туфель в приёмную. Тут же, занырнув обратно, помпезно и величественно объявил посетителей.
На мраморные плиты длинной залы ступили сафьяновые сапоги вышеградского купца с загнутыми по исфаханской моде носами и сапоги его сопровождающих: потёртые, но добротные и удобные русобородого витязя и войлочные, отороченные беличьим мехом смутно знакомой девицы… Уж не той ли, припомнил король, наблюдая за приближением делегации, что оскандалилась на свадьбе Альфреда, устроив фейерверк превращений? И сама, помнится, чего-то там колбасилась, и почтенную супругу франкского вельможи под раскалённые башмаки подвела…
Гости остановились у меловой стоп-линии, обозначенной метров за пяток от трона, и согнулись в поклонах.
– Ты ли это, Порфирий Никанорыч? – вздёрнул брови Кшыштав. – Не рассчитывал на скорую встречу, не думал, что успеешь возвернуться до начала ледостава. По весне ждал.
Никанорыч снова поклонился:
– Здравия вашему величеству и всемерного благопроизрастания! – поздоровался он, как и положено по дворцовому этикету, после первых слов короля, к нему обращённых. – Сам не устаю удивляться постигшей меня удаче и божией милости, позволившей не задерживаться в чужедальних краях доле необходимого.
– Господь милостив, - согласился король и побарабанил пальцами по подлокотникам. – Успешен ли был твой вояж, купец?
Никанорыч немедленно придал лицу жалостливое выражение:
– Бывало и лучше, ваше величество, - завздыхал он с надрывом, словно стельная корова. – Расходы оказались непомерны, а заморские купцы жуликоваты и алчны. За кажной копейкой приходилось ходить мне, как за дитём малым, отбивать у кровососов тамошних, беречь да кохать!
– Ты что ж – пустой, нешто, вернулся? – сдвинул брови король.
Никанорыч притормозил с жалобами, сообразив, что чрезмерно увлёкся:
– Ежели и пустой, ваше величество, то лишь для себя! Себе в убыток сходил. Токмо о ваших вложениях моя забота и была: раз обещался на каждую серебрушку вашего величества золотой положить, так исполню во что бы то ни стало! Расшибусь, ваше величество, а исполню! Ибо слово купецкое крепче железа… - он махнул рукой Силантию, замершему у дальних дверей. – Прикажете, разве, внести моё нижайшее приношение?
Король благосклонно кивнул и сцепил пальцы рук на груди, сдерживая нетерпение.