Клад Соловья-Разбойника
Шрифт:
Могучему нашему покровителю одинаково дороги все биары - и сын главного жреца, и простой охотник.. Поэтому Йомала наказывает нас, и виноват в этом только я. Здесь, перед его сияющим ликом, вы должны решить, как поступить со мной. Вы можете скормить меня Голубой Змее:
– Обычай запрещает приносить в жертву людей, - прервал его Нырб.
– Да, да!
– горячо согласился Суксун.
– это один из законов великого Йомалы. Я хотел его преступить, и вы можете убить меня как преступника. Но прежде чем это произойдет, вы должны решить, как спасти храм, как уберечь
Он не успел договорить - глухой удар всколыхнул почву под ногами, потряс храм, пошатнул трон, чаша на коленях Йомалы опрокинулась и в золотом дожде монет полетела вниз, вслед за чашей устремилась корона, сорвавшаяся с головы бога биаров. Поверженные знаки его могущества почти одновременно ударились о пол - монеты со звоном запрыгали, чаша погнулась, корона расплющилась и, печально звякнув, накрыла беспорядочную кучку священного золота.
– Йомала отказывается быть нашим покровителем.
– в ужасе прошептал Суксун и без памяти повалился на пол.
Когда кончилось краткое забытье, Суксун открыл глаза и увидел рядом с собой распластанное тело Нырба, лицо которого было белее снега, а посиневшие губы странно улыбались. Остальные жрецы испуганно топтались у выхода. Суксун поднял лицо и со страхом взглянул на Йомалу. Бог снова был неподвижен, но сильно изменился. Богатая его одежда была порвана во многих местах, правая рука переломилась и уродливо ощетинилась торчащими щепками, глаза, из которых высыпались драгоценные камни, потухли и умерли, удержавшееся на шее ожерелье казалось упавшими из этих глаз слезами.
– Я слышал голос Йомалы, - тихо и радостно прошептал очнувшийся Нырб. Суксун махнул рукой, призывая жрецов. Те, боязливо ступая, подошли и встали рядом.
– Я слышал голое Йомалы, - повторил Нырб громче и открыл глаза.
– Что он сказал?
– спросил Суксун, чувствуя, как все внутри его холодеет.
– Он одобрил твою честность - именно она спасет биаров, не даст погибнуть их храму и угаснуть их вере.
– Но храм сильна разрушен, - Суксун указал на щели и разломы в стенах.
– Ои может рассыпаться в любое мгновенье.
– Храмом каждого биара станет его душа, - сказал Нырб, счастливо улыбаясь.
– Но людям нужен священный кумир, - Суксун снова взглянул на изувеченное тело Йомалы.
– Когда-нибудь люди смогут обходиться без этого, - уверенно оказал Нырб.
– Священным кумиром станет свет, живущий в душе человека. А пока: Мы добудем Первородный Огонь и превратим золото храма в изваяние, которое легко спрятать от алчных людей, не понимающих истинный смысл нашего священного металла. Этот новый Йомала будет в вечном движении - от селения к селению, от очага к очагу, от души к душе. И биары всегда будут помнить наш храм и почитать своего великого бога.
– Каким будет это изваяние?
– спросил один из жрецов.
– Оно будет прекрасным, - сказал Нырб восхищенно.
– Оно в душе моей, я вижу его и чувствую в себе силы сделать его таким же наяву.
– Что произойдет со мной?
– осторожно спросил Суксун.
– Ты достоин стать одним из нас, вечных
– А мой сын?
– задал Суксун главный для себя вопрос.
– Он станет простым охотником - такова воля бога биаров.
На следующее утро по указанию Нырба два десятка воинов отправились в край Большого Змея, каменный хребет которого возвышался над землей в той стороне, где всходило солнце. Большой Змей веками грелся в лучах древнего светила и телом своим отделял страну биаров от Сибиир-земли. Кусочки его черной плоти нужны были жрецу для исполнения воли великого Йомалы. Когда всадники скрылись в таежных зарослях, Нырб собственноручно накопал глины и залил ее водой из лесного ручья. Из этой глины он должен был сделать чрево, способное родить нового Йомалу. Кроме того, Нырб распорядился промыть хорошенько и выскоблить шкуру священного быка - в руках умельцев из прихрамового селения она должна была превратиться в Грудь Ветра:
В приготовленьях и хлопотах прошло несколько дней. Накануне праздника Йомалы ближние окрестности храма стали заполняться людьми, по обычаю пришедшими сюда из самых дальних селений. Они разбивали свои стоянки, разжигали костры, варили похлебку и жарили мясо. Все уже знали о последних событиях, поэтому не было обычных песен, смеха и веселья. В лесу не раздавалось, как в былые годы, радостных криков, давно не видевшиеся соплеменники обменивались сдержанными приветствиями, шепотом обсуждали случившееся и молча расходились.
Некоторые приходили к Суксуну, о чем-то его спрашивали. Тот, погруженный в свои мысли, никого и ничего не замечал. Некоторые хотели поговорить с Нырбом, но он был занят важным делом и не желал тратить время на пустые разговоры.
Наконец, вернулись посланные Нырбом воины. Развязав мешки, они насыпали перед жрецом немалую кучу иссиня-черных, блестящих, как волосы молодой девушки, камней. В утро праздника при стечении всех собравшихся биаров самые сильные воины добыли из кусков сухого дерева Первородный Огонь, от которого был торжественно, под пение нарядных жрецов, возожжен большой костер. В средине его лежали обломки бревен, выпавшие из стен храма. Когда огонь разгорелся, в пламя высыпали куски черной плоти Большого Змея. Загоревшееся тело древнего чудовища дало такой жар, что биарам пришлось отступить подальше. С трудом превозмогая этот жар, несколько самых выносливых воинов доставили в середину костра горшок, наполненный золотом храма Йомалы. Другие, повинуясь указаниям Нырба, придвинули к огню Грудь Ветра.
Часто сменяя друг друга, воины качали длинную жердь. От этого качания кожаное сооружение, похожее на огромную жабу, быстро раздувалось и тут же выпускало в беснующееся пламя могучую струю воздуха.
Прошло какое-то время, в течение которого жрецы, а вслед за ними и остальные биары, усердно молились великому Йомале. Молитвы их, несомненно, были услышаны - золото в горшке начало таять и вскоре стало жидким, как пригретая солнцем cосновая смола. Молодые биары принесли на носилках глиняное чрево и поставили его рядом с костром.