Клад Соловья-Разбойника
Шрифт:
Мы сядем в эти лодки и нападем на чужаков с двух сторон. Ты, - Чермоз указал на одного из воинов, - поскачешь к храму, чтоб рассказать жрецам о случившемся. Особо скажешь, что Чермоз приведет к ним не только тех троих, что сбежали этой ночью, но и новых чужаков, которые осмелились спасти беглецов от моего гнева. К делу!
Николка, все еще с трудом веривший в свое избавление, сбивчиво рассказал кормщику о том, что произошло с Петрилой и его воинами.
– Ой, братцы!
– спохватился он вдруг.
– Куда ж мы? Вниз надо, к Невзору, собраться вместе, ударить дружно. Я воеводе обещал, что успеем...
– Ходили уже, - мрачно сказал кормщик.
– Пропал Невзор, не знаем, что и думать.
– Да глянь-ка!
– един из ближних гребцов указал глазами в речную даль за кормой. Наколка я кормщик обернулись - следом, в большом, правда, отдалении, шел ушкуй. Долго смотрели, как биары недружно бьют веслами, как путаются в новгородском парусе.
– Уйдем!
– уверенно сказал Николка.
– Уйти-то уйдем, да вот куда придем?
– вздохнул кормщик.
– Взяли вас в разных местах, значит, ушкуи наши по всему биарскому берегу разбросаны, да у здешних людишек и свои лодки имеются, сам видел.
Что вверх иди, что вниз -- везде ж встретят, и приветят...
– Да...
– опечалился Николка, - надеялся дед на бабкин медок...
Обидней всего. что товарищей выручить не сможем.
– Ничего, - успокоил кормщик, - как-нибудь с Божьей помощью... Мы ведь можем и на берег выйти, коней добыть. Да мало ли чего еще мы можем!
Кытлым и Юма сидели на дне ушкуя. тесно прижавшись друг к другу.
– Там, в воде, - тихонько говорил он, - мне показалось, что Большая Река готова принять меня. Если бы не чужак, она проглотила бы меня без раздумья, это значит, что я виноват. Поэтому мне хочется умереть. Юма, это так просто сделать - надо только шагнуть из лодки...
– Ты не прав, - отвечала Юма.
– За то время, пока чужой кричал на меня. пока он раздевался и плыл за тобой, Голубая Змея могла много раз взять тебя к себе. Но не сделала этого. Напротив, она играла с тобой, как с любимым чадом, она ласкала тебя, лелеяла и утешала. А иначе - разве позволила бы она чужому спасти тебя? Голубая змея сильнее всех на свете, ей ничего не стоило проглотить вас обоих. И если теперь ты прыгнешь в воду, она снова сохранит тебе жизнь. А чужой снова вытащит тебя - теперь я знаю это наверняка.
Почувствовав на себе взгляд девушки, Николка усмехнулся, соскользнул со скамьи и опустился на дно ушкуя напротив молодых биаров.
– Сколько лиха с вами хлебнул, - сказал он удивленно, - а как кличут не ведаю.
Биары настороженно молчали.
– Ну вот, - Николка для примера показал на кормщика.
– Федька.
Федь-ка. Понятно? Это - Иванко, это - Мишаня... А ты?
Он ткнул пальцем в биара.
– Чего малчишь-то,- дурья твоя голова?
– Федь-ка.
– повторила девушка неожиданно точно и правильно.
– Так!-- обрадовался Николка.
– Юма, - указала она на себя.
– Кытлым.
– Юма, Кытлым, - повторил Николка радостно.
девушка ткнула пальцем в Николку.
– Дурятая клова?
– спросила серьезно.
Ушкуйники, давно знавшие николкино присловье, захохотали.
– Чего ржете, олухи?
– заорал на них ватажник, но и сам не вытерпел, засмеялся вместе с ними вместе со всеми. Юма удивленно оглядела смеющихся чужаков.
– Веселая ты девка, - сказал Николка одобрительно, - и лихая к тому же. Хочешь, попрошу Федьку, он тебя в ватагу зачислит, из тебя хороший ушкуйник получится:
А кормщик думал, что же делать дальше. Эх, как неудачно сложился поход. Все было плохо, и только одно тешило - ратнички его зубоскалят и смеются, значит, не пали духом, в бою, даже неравном, не оробеют, стало быть, есть надежда, а кали надежда есть - будем барахтаться да последнего.
Воля Йомалы
Выслушав посланного Чермозом гонца, Суксун отпустил его отдыхать и вошел в храм. Здесь было тихо, под крышей и в дальних углах затаился таинственный полумрак. Напротив входа, у главной стены, величественно вздымался Йомала, окутанный сказочным мерцаньем, исходившим от короны, ожерелья в золотой чаши, что стояла на коленях главного бога биаров. Суксун, испытывая непривычную для себя робость, сделал несколько осторожных шагов и опустился на колени.
– Прости меня, - прошептал он чуть слышно.
– Ты бог, а я только человек. Люди слабы и уязвимы. Данная тобою власть сделала меня сильным, а поклонение слабых и уязвимых, их малодушие и страх ввергли меня в соблазн. Прости и не карай строго, ведь я долгие годы честно трудился во славу твою. Ты знаешь, что Суксун-жрец бьется за счастье всех биаров. Ведаешь ты и другое - Суксун-человек хочет счастья своему любимому сыну. Разве это плохо? Чермоз - биар, он тоже имеет право на счастье. Но его счастье невозможно без Юмы, а Юма не может быть счастлива без Кытлыма. Кытлым простой охотник. к тому же стрела его поразила священную змею, а Чермоз сын человека, который всего себя отдал тебе, великий Йомала. Разве простого охотника можно сравнивать с сыном главного жреца? Прости! Прости!
Думая так, я был не прав, ты покарал всех биаров за мою неправедность. Ты спас Кытлыма, послал чужих людей, и теперь мне ясно, что Чермозу с ними не справиться - ему помешает моя неправда.
Я готов принять любое наказание, но что же будет с биарами?
Подскажи, научи, и я сделаю все, что ты захочешь...
Бог биаров сурово сверкал драгоценными каменьями глаз, неподвижно глядя поверх головы склонившегося жреца. Взглядом своим он проникал сквозь стену храма и ревниво оглядывал всю биарскую землю. Йомала видел скачущего по тайге Чермоза и понимал тщету его усилий. Он видел плывущих по Большей Реке чужих людей и чувствовал их силу и хитрость. Но он молчал, потому что боги не снисходят до разговоров со смертными, особенно с такими, которые ради собственного блага нарушают установленные богами законы.
Не дождавшись ответа, Суксун тяжело поднялся с колен, медленно вышел на крыльцо и попросил стоящего у дверей воина позвать жрецов. Воин резво убежал в сторону селения, и вскоре оттуда пришел Нырб в сопровождении остальных служителей Йомалы. Все вслед за Суксуном вошли в храм.
– Здесь, у подножия трона великого бога биаров, - торжественно и печально заговорил главный жрец, - я хочу сказать о своем прегрешении. Кытлым не виноват, он убил священную змею по ошибке и наказан по обычаю. Но я решил использовать этот случай, чтобы избавиться от молодого охотника, потому что Юма любит его, а мой сын любит Юму. Пользуясь властью, данной мне великим богом, я сделал все, чтобы убрать Кытлыма с дороги моего сына. Я поставил счастье Чермоза выше спокойствия и процветания всех биаров. Я думал, что мое многолетнее служение и будущие мои труды во имя великого Йомалы окупят этот невеликий, как мне тогда казалось, проступок. Я ошибся: