Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны
Шрифт:
— Что же ты раньше об этой кабаньей голове не говорил? Так бы мы эту корчму еще вчера нашли. Она так и называется — «Белый вепрь».
— Да забыл я все напрочь. А сейчас увидел эту рожу — все вспомнил. Вот здесь Виктор покойный сидел, здесь — Шамбер. И никакого разговора о том, что он собирается ехать один, то есть не в карете с нами, не было.
— Ас чего бы ему с тобой этим делиться?
— Ладно, умыл! У Шамбера сак дорожный был, он ключ от него носил на шее. Значит, дорожил — так ведь? А он этот сак в карете оставил.
— Тихо, умерь свой пыл. И не так громко. Смотри…
К столу подходил
— Породистыми лошадьми интересуетесь? Очень хотел бы помочь вашей милости, но уж слишком неподходящее время для подобных приобретений. Сейчас всюду закупают лошадей как для драгунской русской службы, так и для польской кавалерии. А кто не дает, так у того силой берут. Прямо беда! Даже чинов духовных и светских обязали поставлять коней. Но разве это кони? Так… мужичья скотина.
Видя интерес постояльцев к его словам, Адам продолжал с еще большим жаром:
— Вам бы здесь раньше побывать, лет эдак пятьдесят назад. У князей Гондлевских знатные заводы были.
Родион пригласил хозяина к столу, и тот немедленно согласился, на столе высилась уже целая батарея бутылок.
— А кто такие Гондлевские? — спросил Матвей.
— О, это фамилия знатных панов, которым принадлежала раньше вся округа. Богатый был род, но все беднеет, все приходит в упадок.
Адам необычайно ярко описывал экономические трудности, которые пришлось перенести местному князю. Конюшни Гондлевских чуть ли не первыми ощутили на себе денежные невзгоды хозяев. А ведь были времена! Ранее Гондлевский в подражание королевскому двору запрягал в карету так называемых тарантов, то есть пятнистых, как леопарды, лошадей. Высоко ценились жеребцы светлой масти. Для парадности им красили гривы в зеленый или красный цвет.
— Роскошно, знаете ли, празднично! Ноздри у лошадей белые, глаза красные. Большинство пород ввозили из Испании. А иные паны, что победнее, тоже хотели тарантов, фасонили, значит… Поэтому покупали жеребца, брали краску, кисти и наносили нужный цвет, вот тебе и тарант.
Хозяин смеялся так заразительно, что скоро и Матвей с Родионом заливались вместе с ним. Перейти с лошадей на заезжего француза не составило труда, Адам, казалось, предугадывал все вопросы.
— Нет, француз в черном сейчас не появлялся. А ведь я вас узнал! — сказал он вдруг, подмигивая Матвею ярким глазом. — Это ведь вы были здесь в прошлом годе?
— Вот
— Знатная попойка была! А не того ли вы француза ищете, что был с вами в прошлом году? Вы с другом, простите, перепились, а этот, в черной шляпе с пером и с козырьком — вот так, — Адам приложил ко лбу огромную ручищу, — был как бы ваш судья. Платили щедро, я тогда хорошие деньги на вас заработал.
— И еще заработаете, милейший, если припомните: этот господин в шляпе с козырьком сел с нами в карету или поехал в одиночестве?
— Как звали того господина? — Вопрос был задан с самым невинным видом, поэтому Матвей не замедлил выпалить:
— Шамбер, Огюст Шамбер.
Родион укоризненно посмотрел на друга, зачем без нужды распускать язык, но хозяин не походил на человека, завладевшего чужой тайной, все так же, весело посмеиваясь, он катил свой рассказ дальше.
— Выехали вы в полную темноту, потому как спать в ту ночь не ложились. Я, помнится, все уговаривал вас до утра подождать, но эти двое — ни в какую.
— Кто — эти двое?
— Французы. Один в черном с козырьком, — рука Адама опять взметнулась ко лбу, — а другой в лиловом… или в синем, но это не суть важно. Второй еле на ногах стоял, а все рвался ехать, говорил вроде — ждут нас.
— А я на ногах стоял? — ревниво спросил Матвей.
Хозяин на минуту прикрыл оба глаза, вспоминая, потом четко произнес:
— Нет, ваша милость, вы даже на четвереньках стоять не могли — падали. Вас люди на руках в карету снесли.
Родион спрятал усмешку в кулак и отвернулся, чтобы не видеть до крайности смущенное лицо друга.
— А француз с козырьком сел в эту карету? — вскричал Матвей в раздражении.
— А вот этого я не помню, — кротко сказал Адам. — Видно, отлучился куда-то, и карета без меня тронулась. Француз этот, между прочим, потом в наших местах объявился. Но думаю, врут люди.
— Когда же он объявился? — Матвей так и подался вперед.
— Да дня через три после известных событий, когда разбойники на вашу карету напали. Объявился, а потом как в воду канул. Но я этим басням не верю.
— Почему не верите? — Родион аккуратно придвинул к краю стола серебряную монету, и она тут же исчезла в кармане адамовского жупана.
— А потому не верю, что я человек не суеверный и в привидения не верю. Говорят, люди видели ночью на кладбище высокого мужика при шпаге. Вначале решили, что это сам покойник встал из гроба, ну тот, второй француз, невинно убиенный, а потом, видно, кто-то рассмотрел. Нет, мол, это другой. Он тоже в карете ехал, да жив остался. Однако все равно продолжали говорить, что на кладбище у нас нечисто.
— Это как же так?
— А вот этого, ваша милость, я при всем моем желании объяснить не смогу. По моим гостиничным делам — тут я мастак, могу любую мелочь описать, а кладбище — чужая вотчина. Если любопытство имеете, поезжайте завтра с утречка в костел, поговорите с ксендзом. Там же заодно осведомитесь и о лошадях арабских кровей, — добавил он с еле заметной насмешкой.
Новые приезжие отвлекли хозяина от разговора.
— Ну вот, трактир нашли, про Шамбера узнали, ознакомились с достопримечательностями местного кладбища в лице привидения и ни на йоту не приблизились к разгадке дела.