Klangfarbenmelodie
Шрифт:
Неа слышал его, но не мог сдвинуться с места. Он просто стоял и смотрел, как парализованный или вроде того. Слыша, видя, ощущая — как будто со стороны. Он рвался вперед — но оставался на месте.
— Неа, сука, очнись!
Впоследствии Уолкер не знал, что сыграло свою роль — режущее по ушам сквернословие друга (он никогда не слышал, чтобы Тики так много и смачно ругался) или то, что тому надоело ждать, и он, поднявшись, хорошенько заехал ему в челюсть.
Но, наверное, больше помогло второе, чем первое, потому что Неа тут же ощутил свое тело вновь — и
— Щипцы прокипяти! И вообще нужно много воды, слышишь? Кипяченой! И много бинтов! А потом пиздуй сюда — будешь держать! — крикнул ему вдогонку Микк, как видно, все-таки самостоятельно решив перетащить Аллена на диван.
Руки у Неа тряслись как заведённые, но он нашёл на кухне аптечку, набрал в металлический тазик воды, поставил его на плиту, вытащил щипцы, бросив их на дно, и, захватив антисептик, помчался обратно в гостиную, где Тики, напряжённый и бледный, сердито шипел:
—…кто, я спрашиваю? Отвечай, мелкий поганец!
Аллен мотнул головой, захлебнувшись слюной, мужчина рассерженно нажал ему на живот, вызвав пронзительный крик, и Неа испуганно бросился к ним.
— Т-ты что творишь? — залепетал он, но Тики молча забрал у него антисептик и вернулся к расспросам:
— Последний раз спрашиваю, эгоистичная скотина: кто тебя подстрелил, чёрт раздери?!
Аллен болезненно скривился и всё-таки выдохнул:
— Адам… шавки… Адама…
Неа замер, а Микк гневно сжал зубы и зло выплюнул:
— Перчатки неси. И обезболивающее — не в таблетках.
— Тики, он же… — совершенно растерянно залепетал Неа, но мужчина его оборвал, просверлив страшным до колик взглядом.
— Неси ебаные перчатки, Неа, — тихо, но очень веско приказал он. — И не забудь про шприц.
Когда Тики вколол Аллену дозу ледокаина, и тот перестал так сильно дергаться, Неа ощутил, как его затапливает облегчением. Микк еще не начал ничего делать, но Уолкер был почему-то уверен, что он сможет помочь, и это давало ему возможность идти дальше.
Мужчина принес в гостиную щипцы, тазик с водой и марлю (господи, откуда у них в доме марля, он даже о ней не знал, неужели…), и Тики, придирчиво осмотрев дело его рук, коротко кивнул.
— А теперь держи его. Орать он будет долго и много.
— А… — тихо заикнулся Неа, бросая загнанный взгляд на бледного от кровопотери юношу.
— Без ора не выйдет, — отрубил Микк.
Уолкер закусил губу, взглянув на крепко сжавшего челюсти и прикрывшего глаза брата, и судорожно вздохнул, прижимая его руки к груди так сильно, как мог.
Тики кивнул, быстро натянул перчатки, сосредоточенно промыл рану, протёр кожу антисептиком и глубоко вздохнул, сразу же становясь напряжённо-расслабленным. И — оттянул щипцами края раны, просовывая внутрь спринцовку (которая тоже нашлась в аптечке).
Аллен вскрикнул, сильно зажмурившись, и замотал головой, стремясь выбраться из-под чужих рук, но Микк, сердито выматерившись, локтями придавил его колени, и, серьёзно нахмурившись, принялся отсасывать спринцовкой кровь из раны.
— Держи, блять, его, Неа, — медленно процедил Тики,
Аллена дёрнуло, он заметался, рвано задышал, кусая губы до крови, но не кричал — лишь громко стонал что-то неразборчивое, умоляющее.
— Тише-тише, братишка, скоро всё пройдёт, — шептал Уолкер испуганно, сильнее стискивая дёргающегося юношу, в панике наблюдая за мечущимся из стороны в сторону серым взглядом, за синими дрожащими губами, за слипшимися седыми волосами. — Просто потерпи немного, — оробело сипел мужчина, чувствуя себя совершенно бесполезным.
— Не больно… — вдруг выдохнул Аллен, смотря прямо в глаза Неа. — Не больно, не больно, небольнонебольнонебольно, — затараторил он, растягивая уголки искусанных губ в кривой улыбке. — Не… волнуйся… в огне… было больнее.
Неа зажмурился, будучи просто не в силах смотреть ему в глаза, и замотал головой. Нетнетнетнетнет. Не вспоминай об этом, не вспоминай.
— Не вспоминай…
Аллен оборвал его тихим смешком.
— Не буду…
Мужчина распахнул глаза, всматриваясь в искривленные в призрачной улыбке губы брата, и сам попытался улыбнуться. Хоть как-то… приободрить его, черт возьми.
Губы дрожали.
Тики не обращал на них никакого внимания. Аллен вскрикнул и снова заметался по дивану (мужчина выругался, что его неправильно усадил), когда он полез пальцами ему в рану, снова до белизны закусывая губу и болезненно сводя на переносице брови, как будто сам чувствовал, что в нем ковыряются.
Неа думал, этот ужас никогда не закончится. Он думал — Аллен не выживет, и ему не за что будет бороться. Ему казалось, они оба не переживут эту ночь, потому что один брат на тот свет не уйдет.
Тики внезапно повесил голову и задушенно выдал:
— Потерпи еще немного… Пожалуйста…
Уолкер не знал, кого мужчина просил об этом из них двоих, но Аллен замер, глядя на него во все глаза (чтопроисходитчтопроисходитчтопроисходит), и больше не дергался. А вместе с ним не смел дернуться и сам Неа.
— Вот так, ещё немного, только не буянь, — пробормотал Микк, сконцентрированно облизнув губы, и просунул в рану уже сам пинцет, на что юноша лишь сдавленно вскрикнул, откинув голову, и вновь принялся бормотать себе под нос про то, что ему не больно, что огонь ужаснее, что пуля в животе — это совершенно не страшно, потому что больнее всего всегда в огне.
А Неа слушал его и не мог вставить и слова. Не мог даже попросить его перестать вспоминать это.
Потому что Аллен криво, болезненно улыбался ему, словно пытаясь приободрить, извиниться и утешить.
Когда до ушей мужчины донёсся облегчённый вздох Тики, Уолкер понял, что по его щекам текут слёзы.
— Вытащил. Теперь бинты. Где бинты? — сухо пробубнил он, и в этот момент раздался звонок на домашний.
— Сбоку от тебя, — едва слышно произнес Неа осипшим голосом (ему казалось, он кричал, хотя он молчал на самом-то деле все это время, но это…). Он не знал, оставить Аллена и подойти к телефону или плюнуть за звонки и быть с братом.