Klangfarbenmelodie
Шрифт:
— …меня наблюдать! Нахрена было засылать посторонних?!
Уолкер стиснул зубы, на момент чувствуя разочарование — Тики ругался и беспокоился, но был, как видно, все равно шпионом.
— Ну конечно! Вернуть хотели! Он чуть у меня на руках не помер, вы как себе вообще его возвращение представляете?! На катафалке?!
Ругался Тики долго и сочно, то ли пребывая в состоянии шока (господи, он из него в домашних условиях пулю вытащил — откуда ему вообще было известно, как это делать?!), то
Юноша уже хотел попытаться сесть на кровати и позвать мужчину в палату только ради того, чтобы прекратить эти ругательства, но тут Микк сам внезапно замолк.
Молчал мужчина долго, и Аллену казалось, он в состоянии различить даже сухой едва слышный смешок, который тот издал спустя только минуты три, в течение которых старик (а кто еще это мог быть?) читал ему проповедь.
За смешком последовало короткое:
— Ну уж нет.
И — снова молчание, на этот раз где-то всего лишь секунд на десять.
— Нет, больше я на вас не работаю. И никого убеждать и убирать я не буду, — короткая пауза. — Да подавитесь своими деньгами, я себе уже давно на безбедную старость и без вас заработал.
И снова — тишина.
Отказал. Отказал Адаму. Аллен до крови прикусил изнутри щеку и постарался дышать ровнее, потому что сердце частило, и на подсоединенном аппарате это тотчас же отразилось.
Но дышать ровнее не получалось. Именно поэтому где-то минутой позже дверь в палату едва слышно скрипнула и открылась.
Уолкер тут же закрыл глаза.
— Редиска, живой? — устало поинтересовался Тики, но юноша ничего не ответил, слушая, как мужчина садится на стул с длинным выдохом. — Можешь не притворяться, мелкий, я вижу, что ты не спишь, — утомлённо проговорил он, и Аллен медленно приоткрыл один глаз, смотря из-под ресниц на его измождённую фигуру. — И как часто за тобой так шавки старика гоняются? — бесцветно спросил Микк, и Уолкеру захотелось спрятаться за белым одеялом. И тут он почувствовал, что левая рука ничем не прикрыта.
Его уродливая левая рука.
Паника накрыла с головой.
Аллен задрожал всем телом, вызвав непонимающее хмыканье Тики, и попытался заставить себя успокоиться, но ни черта не получилось, потому что ему казалось, что его рука вся вновь в огне, что её пронзают десятки стёкол и железок, что кожа обугливается и горит, и ему внезапно захотелось закричать, захотелось сжаться и исчезнуть, чтобы и боль — нестерпимая, ужасная — тоже исчезла.
Приборы оглушительно запищали.
Аллену стало нечем дышать — горло сдавило страхом и подступающей истерикой.
Ему казалось, что его левая рука вновь жарится в огне, и он неспособен ничего
Вдруг Уолкера посадили, поддерживая за спину, и насильно заставили выпить какую-то таблетку.
— Ну, редиска, не вороти нос, — раздражённо проговорил Тики, и юноша сфокусировал испуганный взгляд на его взволнованном лице.
Почему он волнуется?
За какого-то уродца вроде Аллена?
Юноша проглотил таблетку, и мужчина, удовлетворённо кивнув, толкнул его обратно на кровать, сильно надавливая на грудь.
— А теперь успокойся. Меня предупреждал Кросс, что такое может случиться, но вот уж не думал, что ты настолько паникёр.
— Это… — Аллен выдохнул и запнулся. Тики смотрел на него пронзительно и неотрывно, как будто искал что-то в его лице. Или — кого-то?..
— Паническая атака, я знаю, — едва слышно отозвался мужчина, откидываясь на спинку стула и отводя взгляд. Теперь он смотрел в потолок, и Аллен мог беспрепятственно его изучать.
Раньше он не слишком-то присматривался к Тики, но, как видно, время все же пришло. Потому что Аллен должен был наконец понять, что тот из себя представляет и стоит ли ему доверять.
И что делать. И как себя вести.
И как быть с Алисой.
Однако Микк его взгляд словно бы кожей чувствовал — он не выдержал, по ощущениям Уолкера, и трех минут молчания.
— Спрашивай, — голос у него был сухой и хриплый — в общем, немудрено для человека, который только что орал матом на весь коридор. Но на самом деле… Тики выглядел очень усталым — как будто не спал всю ночь, и это было, в общем, тоже не удивительно, потому что Аллен ввалился домой за полночь, а Микк… приехал он очень скоро.
— О… о чем? — как только мужчина снова перевел на него пронзительный взгляд, Аллен стушевался и еще сильнее захотел зарыться под одеяло.
Рука… без перчатки… Вот черт.
Он ощущал себя каким-то иррационально беззащитным.
— Ну есть же у тебя вопросы, — вздохнул в ответ Микк. — Спрашивай, я отвечу. Мне надоело в прятки с тобой играть. Неа тебя сберечь хотел, а так нихрена и не сберег. Впрочем, как и ты его, — здесь он помедлил. — И его нервные клетки…
Это была словно пощёчина.
Вряд ли Тики вообще думал оскорблять его, но всё равно именно оскорблением это и было.
Потому что всё, о чём мог думать Аллен, — это безопасность брата. Как юноша может защитить его. Как может спасти его. Спрятать его. Облегчить его и так паршивую жизнь.
А тут этот бабник внезапно говорит ему, что… Уолкер не сберёг того, кого пообещал защищать с самого начала.
Дал звонкую пощёчину, от которой захотелось, чёрт раздери, позорно разреветься.
Руку вновь стало охватывать огнём.