Klangfarbenmelodie
Шрифт:
За окном цвел полдень — словно назло до оскорбления солнечный и какой-то совсем не мартовский.
Неа подорвался, вскакивая на ноги и не обращая внимания на боль в теле, и выскочил из своей комнаты, намереваясь осмотреть квартиру в поисках друга. Может, тот не воспринял это всерьез, может, они потом посмеются над этим и просто… Может…
Неа сдался, оказавшись на кухне.
Квартира была пуста. Все комнаты были тихими и безликими, и это означало, должно быть, что он остался совершенно один.
Собственный младший брат покинул
А лучшего друга он сам прогнал, потому что тот явно всё понял. Потому что тот, скорее всего, сейчас ненавидит Неа, который так и не смог избавиться от образа Маны.
Уолкер обессиленно свалился на диван, совершенно не представляя, что сейчас делать.
Аллен все эти одиннадцать лет страдал молча, а он не смог этого заметить.
Младший братишка жалел о том, что выжил, и постоянно пытался заставить Неа ненавидеть его. Но зачем? Зачем, сука, он вообще это делал? Зачем игнорировал, зачем закрывался, зачем прятался?
Он не мог понять.
Не мог принять.
Поверить.
Аллен все эти годы строил ледяные стены вокруг себя, но внутри у него бушевал огонь.
А Неа этого не заметил.
Да какой из него теперь старший брат?!
Мужчина убито потер лицо руками. Помятый, потрепанный вчерашним нервным срывом, он не чувствовал себя в силах вообще начать что-то делать, а потому и сидел, самому себе напоминая какое-то безмозглое, бессловесное существо, которое не то что слово сказать — даже с места двинуться не в состоянии.
Надо было вызвонить Тики, узнать, все ли в порядке, где он, как себя чувствует… Просто услышать его — уже будет хорошо, даже если он не ответит ни на один вопрос.
А он, скорее всего, не ответит, потому что вчера ночью Неа лишился своего права их ему задавать.
И все же…
Уолкер отнял ладони от лица и глубоко вздохнул.
Ему надо было что-то сделать, как-то исправить все… Тики стольким пожертвовал ради него, что потерять его сейчас — просто ужасно. Неа еще не отдал другу свои долги.
Неа никогда не заботился о Тики так, как тот о нем. Неа всегда видел лишь Ману. И в эту ночь… Господи, в эту ночь Микк даже повел себя совсем как Мана! Проглотил, снес это, гордый и самолюбивый — то, что его не видели все это время; что чужой призрак стоял за его плечами.
Но Тики ведь не был Маной.
Как Аллен — не был Адамом.
Но Неа боялся с каждым годом всё сильнее — потому что брат становился похож на дядю в незначительных движениях, мимолётных эмоциях, проскальзывающих на его обычно невозмутимом лице, в интонациях, с которыми он произносил ту или иную фразу…
В своей равнодушной холодности Аллен был ужасно похож на Адама.
И Неа пытался всеми силами его растормошить, но ничего не выходило. Целых одиннадцать лет не выходило.
Мужчина вцепился в волосы, желая отодрать их с корнем. Как так вышло? Как так вообще вышло? Почему он не смог помочь Аллену?
А теперь… теперь было уже поздно.
Неа поджал губы, насморочно вздохнув, и зашарил руками по дивану в поисках телефона. Он должен позвонить Тики. Хотя бы просто услышать его голос, а если получится, то и извиниться.
Только Микк трубку не брал.
Все пять раз, что Уолкер ему звонил, не брал.
Неа вслушивался в длинные, растянувшиеся до вечности гудки и, кусая губы, отчаянно желал, чтобы друг ответил. Да чтобы хоть нахрен послал.
Но Тики не брал трубку.
Неа горько усмехнулся, признавая, что именно так ему и надо — за всё то, что сделал. За всё то, чего не сделал.
Что ж… Если брат сам изъявил желание оставить его и не видеть больше — Неа повинуется. Только не полетит никуда, а останется здесь, в их квартире. Она, по правде сказать, конечно, за все эти одиннадцать лет так и не стала окончательно их, чисто-безликая и пустая, но это будет хоть каким-то напоминанием о том, что они вообще были когда-то братьями.
Но сначала нужно извиниться перед Тики. Найти его и извиниться — неважно, простит ли тот. Но Микк… он просто хотя бы будет знать, что Неа жаль. Что Неа не хотел так уязвить и оскорбить его, потому что… Тики был его лучшим другом, и он…
Господи, ну он не был Маной! Как можно было за все проведенное вместе время этого не заметить?!
Мужчина тяжело поднялся и, все также сжимая в руке телефон — вдруг увидит и перезвонит — подхватил со столика ключи от машины.
Надо съездить к Тики домой.
Даже если он его прогонит. Даже если накричит или врежет. Даже если ничего не скажет, а просто захлопнет дверь перед носом.
Неа, чёрт подери, должен был извиниться. Иначе потом вина будет глодать его вечно.
Прямо как после смерти Маны, с которым они поссорились накануне аварии.
Брат всегда был любителем музыки, красиво пел, играл на фортепиано и вообще отличался от сверстников хрупким болезненным телосложением. Он был очень нежным, улыбчивым, сострадательным и стремился утешить каждого с грустным лицом в зоне видимости. Неа, слишком ревнивый, всегда очень остро относился к этому, потому что Мана был намного лучше, намного мягче, намного… просто намного во всём, и из-за этого ему часто казалось, что брат в один прекрасный момент может просто бросить его, оставить.
А в тот день они поссорились из-за какой-то сущей ерунды, совершенно незначительной, и вспыльчивый Неа просто не мог пропустить это мимо, а через несколько часов, в течение которых он успешно игнорировал пытавшегося помириться Ману, случилась авария.
И Уолкер так и не смог извиниться перед братом.
А потому сейчас Неа не хотел терять времени.
До многоэтажки, в которой жил Тики, он добрался быстро — жал на газ так сильно, как позволяли правила, потому что ему казалось, что времени в обрез, что времени не хватает.