Клетка. Грудная клетка
Шрифт:
– Помнишь, что я говорил тебе тогда? – блуждая взглядом по моему лицу, выдыхает он.
В нос ударяет ядреный, острый запах табака и водки. Мое отвращение видно предостаточно, чтобы разозлить его. Улыбка спадает с его лица, и я уверена, что эта улыбка упала на пол и разбилась. Мой мозг говорит метафорами, это ненормально. Это пугает меня ещё больше.
– Ты о том, что убьешь меня? – с легкой иронией в голосе уточняю я.
– Да-да, – снова улыбается он, злобно скалясь. – Я говорил, что твоя смерть будет медленной. Что я выверну все твои внутренности наружу, что я выебу тебя так, как никто не подумает даже…
– Прости, я не запоминала, что ты точно говорил, – я уперлась руками ему в грудь, бросив рюкзачок с вещами на пол.
– Многие уже были бы мертвы даже за такую малую дерзость.
– Многие… А что не так со мной?
– Ты особенная, – прямо в губы шепчет Кирилл.
И в этот момент мне должно быть противно до рвоты. Смешно было бы, если бы меня вырвало
– Отпусти Андрея, – с горечью прошептала я.
Кирилл отодвинулся и посмотрел на меня с такой злостью, что сердце замедлило свой ход. Он убрал руки, сжимая пальцы в кулаки, и тут же придавил меня снова, наваливаясь сверху так, что дышать сразу стало невозможно. Его руки по обе стороны от головы, его взгляд прожигает, его дыхание опаляет кожу.
– И всё? – прорычал он, ища в моем взгляде хотя бы намек на другой ответ.
– Ты обещал, что отпустишь его в обмен на меня. Выполняй обещание.
– Таким, как я, милая моя, нельзя верить, – с легким разочарованием сказал он.
Кирилл цокнул языком и потянулся за новым поцелуем, но я с явным отвращением отвернулась. Он злобно ухмыльнулся и насильно заставил посмотреть на него, схватив за подбородок и развернув мое лицо к себе.
– Если хочешь остаться в живых, будешь делать то, что я скажу. Ослушаешься – и я пущу тебя по кругу, каждому моему клиенту минет будешь делать, пока у них члены не заблестят, поняла?
Я слабо кивнула, задыхаясь от едкого дыма. Ненавижу запах спирта и сигарет, и это тот запах, которым с ног до головы провонял Кирилл. От его довольной улыбки – сколько уже раз эта улыбка скользнула на его губах за сегодня – мне не по себе, но я не могу отвернуться, не могу воротить нос от этой вони, потому что он хочет по-другому. Кирилл сломал меня, заставил подчиниться, и счастлив из-за этого. Гадкий, ужасный. Я снова чувствую привычное отвращение, наконец-то. Он приближает свое лицо ко мне и проводит языком по плотно сжатым губам. Теперь я сопротивляюсь, после старых добрых оскорблений я снова способна дать хоть какой-то отпор.
– Не слушаешься, – с лживой печалью прошептал Кирилл, сделав шаг назад.
Он рьяно, резко и сильно бьет меня по щеке, по скуле, и от боли, от силы удара я пошатываюсь и ударяюсь головой о стену. От виска к носу, а там ещё одна дорожка, кровь стекает к шее. Противно, хлипко, внутри все пульсирует, словно кто-то точно и четко долбит молотком по затылку.
– Тебе не спасти его, – устало бросает Кирилл.
Он утешительно гладит меня по голове, пока я пытаюсь понять, где я и что со мной происходит. Дезориентированная, я чувствую горячий язык на губах, которых собирает маленькие капли крови, обжигающее, колючее прикосновение. Меня тошнит от этого. В сознании опять проплывают воспоминания о том, как эта скотина швыряла меня в грязь, в блевотину, всё в том подвале, как он тянул ко мне свои мерзкие руки. Его шрам через всю щеку. Его движения во мне, его огромные грязные пальцы внутри меня. Я падаю на колени, одновременно захлебываясь кровью, потому что пытаюсь дышать носом, и кровяные сгустки засасываются в глотку. Меня рвет. Жаль, что мой завтрак сейчас на полу этой каморки. А потом желчь. Кислый привкус во рту, перемешанный с металлическим привкусом крови. Нутро как будто обожгли. По скуле все ещё стекает кровь. Я дрожу от боли, от страха, от отчаяния. Слезы и кровь смешиваются на щеках и стекают вниз, ко рту, от чего меня снова и снова рвет. Руки трясутся, я сейчас выблюю все кишки к чертям. Сил нет. Когда темные круги
– Тварь… – вторю я своим мыслям.
Подняться нет желания, не то, что сил. Я медленно ползу к матрасу, почти выпотрошенному, с окровавленной простынью, переваливаюсь на него с грязного пола и закрываю глаза. Почему я не положила что-нибудь из аптечки с собой? Отрываю кусок простыни и прилаживаю к виску, чтобы кровь не лилась в глаза, потом и к носу, и так поочередно. Потихоньку кровь останавливается. Отвлекаю себя тем, что представляю, как образуется тромб, и от этих мыслей меня снова рвет. Переворачиваюсь набок, чтобы не заблевать матрас. Как же здесь мерзко. Это место высасывает силы. Черт, что со мной? Я была такая уверенная, такая решительная всего час назад. Я все исправлю, клянусь сама себе. Я придумаю, как отсюда выбраться. Или я не я.
POV Волди
А что мне ещё остается? Моя подруга в полном дерьме, и я не оставлю её там одну. Моя подруга и мой друг. Андрей успел стать для меня другом, пока я была в больнице. Сейчас, вспоминая об этом, время кажется мне до жути смешной штуковиной. То минута тянется как час, а то неделя проносится как день. Что делать и как её спасать, я понятия не имела, но когда мне это мешало? Для начала было бы неплохо разобраться конкретно, с чем, или кем, мы имеем дело. Со слов Вики, Кирилл – самый последний говнюк, гей и мазохист, которому был нужен Андрей. Так, пока понятно. Рома – его личный сорт сучки, который к тому же является его слугой-собачонкой-подданным. Но почему он не может уйти, немного не понятно. Идем дальше: Артем. Со Стальцевым мне вообще ничего не было понятно. Он хотел помочь Кириллу заполучить Андрея, при этом убив меня – тут я выгоду вижу для него ясно – а потом, когда дело пошло не так, когда отравилась не я, а Вика, ему это тоже не помешало. Он притворился, что поможет Андрею, но не помог, а только усугубил дело, потому что Андрей сейчас торчит у черта на куличках вместе с Викой, кстати, которая своим появлением в этом притоне должна была спасти мистера Фейта. А теперь я должна спасти их обоих. Немного «Санта Барбара», не находите? Если все предыдущие пункты я хоть как-то смогла связать воедино, то с одной проблемкой была неувязочка – я не могла понять, почему Кирилл, если Андрей на него давно работает, не мог просто посадить его в подвал в любой момент. Что ж ему мешало? Хм, как будто мне кто-то позволит об этом узнать. Но просто, зная мотивы, можно предположить исход событий и тогда уже продумывать план действий. Звучит, конечно, умно, но на деле все гораздо хреновее. Надо что-то делать прямо сейчас, вот в эту самую минуту.
Я слонялась по дому, постоянно застывая на одном месте где-нибудь в середине коридора. Прислонялась спиной к стене и съезжала на пол, рыдая. Вот люблю я поистерить, такая я дурная. Безысходность – новое слово в моем словарном запасе, которое преследовало с того момента, как Вику забрали в первый раз. Ха, в первый раз. Я уже подсчитываю, сколько раз её забирали. Безысходность становится моим вторым именем. Я не знаю, что делать, как ей помочь. И по правде, мне ужасно страшно, что я ничего не смогу сделать для друзей. У меня нет другого выбора, кроме как поговорить с Артемом. Эта мысль и нравится, и не нравится мне одновременно. Причин объяснять множество, но хватит лишь того, что он злой безнравственный ублюдок, который занимает половину моих мыслей в голове.
– Можно?
Я робко постучала в приоткрытую дверь и застыла на пороге, не решаясь войти. Волнение, наверное, можно прочесть у меня на лбу, потому что Стальцев оторвался от книжки и, лениво взглянув на меня, усмехнулся.
– Вы же выпросили у моего отчима разрешение, так что можно.
Мне нравился этот дом, библиотека в особенности. Когда Артем уже уходил к себе, за полночь, я пробиралась сюда и читала. Книги не были моей страстью, мне просто нравилось открывать первую попавшуюся книгу на любой странице и читать. Отрывками в голове складывался новый рассказ. Я хваталась за идеи, за вдохновение, как за спасательный круг. Мне так хотелось вырваться из этого плена, хотя меня никто не держал. Стальцев сразу выразил свое, мягко говоря, неодобрение по поводу того, что я осталась. Это взбесило меня ещё больше. Ну почему, ну за что он так со мной? Я, конечно, прячу свои к нему чувства, как могу, но Вика, помнится, сказала, что то, как я смотрю на Стальцева, слишком очевидно. Я вот думаю: он совсем тупой или ему просто нравится издеваться надо мной? И почему именно надо мной?
Я сделала вид, что совершенно спокойна, и уверенно ступила вперед, быстро проходя к одному из многочисленных шкафов. Тяжелая дубовая дверь позади с шумом захлопнулась, и тихое это писклявого звука разлетелось по комнате. Я в недоумении обернулась. Блять, почему я раньше не заметила, что он поставил на двери автоматический замок?!
– Твою мать, Левчук, ну что ты наделала? – прошипел Артем, подбегая ко входу и безрезультатно дергая ручку на себя.
– Я, что, виновата, что у тебя такая ебанутая система защиты?