Клеймо дьявола
Шрифт:
Атанор не должен потухнуть.
Двумя часами позже он стоял перед домами Кёхлин и Друсвайлер. Тайна, скрывавшаяся за их визитом, не давала ему покоя. Кроме того, хотелось посмотреть, как они среагируют на имя «Гунда Лёбезам» и чем объяснят свой подъем на гору. Он постучал у дверей Кёхлин и стал ждать ответа.
Ответа не было. Только послышался шум, как будто что-то с грохотом упало, потом торопливые шаги и тишина. В доме кто-то был! Однако открывать никто не спешил. Лапидиус постучал еще раз, на этот раз громче. И снова тишина.
Он попытался достучаться в соседний дом, к Друсвайлер, но с тем же успехом.
— Что, — в сердцах буркнул он, — торчите за окнами и подсматриваете, как я тут надсажаюсь? А впускать не хотите? Ладно, тогда пеняйте на себя.
Он прошагал на их совместный двор, где виднелся огородец. Сейчас, в апреле, еще ничего не цвело, но Лапидиус был искушенным знатоком в растениях, чтобы различить их и по всходам. Майоран, шалфей, мята, тимьян… Он присвистнул. Кое-что все же обнаружилось: резные зубчатые листья, типичные для черной белены. И не одно растеньице, а сразу несколько. Это было доказательством: свидетельницы сами выращивали ядовитую дурман-траву. А у Фреи покупали только для видимости! И это значило, что на самом деле они просто хотели заманить Фрею к себе, чтобы… Вот именно, чтобы что?
— Чего вы ищете, господин? — раздался позади него голос. Широкобедрая баба с грубыми чертами лица смотрела на него с соседнего участка.
— Ничего, э… я только хотел увидеть вдову Друсвайлер. Или жену рудокопа Кёхлин.
— И в чем же дело? Они дома.
— Никто не открывает.
— Не открывают? — Баба задумчиво потерла кончик носа. — Странно, я недавно их видела. Да, эти товарки, как ни крути, особы чудные.
— Правда? — Лапидиус заинтересовался. Может, соседка расскажет ему что-то об этих двоих. — Хотел спросить их кое о чем, да, похоже, сделать это будет труднее, чем я думал.
Баба подошла поближе. Она явно была не прочь поболтать.
— Труднее, говорите? — переспросила она. — Они вообще потешные. С утра до вечера носятся вместе и кудахтают, как курица, что снесла яичко. — Она снова потерла нос. Теперь Лапидиус разглядел причину: зуд от мокнущей экземы. — Нашему брату они, конечно, ничего не рассказывают, да мы-то все примечаем.
— Конечно, конечно, — согласился Лапидиус. — А что говорят?
— Что говорят? Да то и говорят, что денег у обеих теперь куры не клюют. А откуда взялось, никто не знает. Вальтер-то Кёхлин много домой не приносит, чтобы вы знали. А Друсвайлер, та сроду работой не горбилась. А вот поди ж ты, теперь разгуливают в дорогих шалях, накупили всяческой посуды и резной сундук в придачу.
— Да, тут дело нечисто! — Лапидиус изобразил возмущение. — И как такое может быть?
— Как может быть? Одному дьяволу ведомо. А про Кёхлинов вообще ходит слух, что они собрались покупать собственный экипаж. Представляете, экипаж, господин! Когда этот набитый дурак Вальтер ни читать, ни писать не умеет. Ну, может, благородные господа станут ездить на нем в церковь и чваниться там, да только это будет в первый раз, точно вам говорю, что они покажутся в церкви-то. Безбожные они, безбожные! Вот хоть господина пастора спросите, из церкви Святого Габриеля. Он того же мнения, хоть и не говорит, но что так думает, так же верно, что после Пасхи идет Троицын день.
— Ага. Ну, ладно, — Лапидиус почувствовал, что пора уходить. — Спасибо, что растолковали. Очень вы мне помогли. Доброго вам дня!
Он побыстрее убрался. Путь его пролегал мимо церкви Святого Габриеля, и слова соседки никак не шли у него из головы. Денег у них сильно прибавилось, так сказала болтливая баба. И думать долго нечего, явно они получали мзду от тех организаторов диффамации, что стояли за их спинами. Да, должно быть, так и есть. Кёхлин и Друсвайлер донесли на Фрею за тридцать сребреников. Безбожницами слыли обе, даже пастор был того же мнения. Лапидиус остановился у широкого портала церкви Святого Габриеля и, повинуясь внезапной мысли, вошел под ее своды. Надо познакомиться с пастором. Тем человеком, который других считает безбожниками, а сам не посчитал нужным прочитать поминальную молитву по бедной душе Гунды Лёбезам.
Пастор Фирбуш был в церкви один. Он стоял на коленях перед триптихом в восточном нефе и молился. Лапидиус подошел. Чтобы не мешать священнику, он тихонько присел на скамью.
Фирбуш молился долго. Видно, ему надо было о многом поведать Господу. Наконец он поднялся с видимым трудом, поскольку не относился ни к самым юным, ни к самым стройным на земле. Зрение его тоже было не из лучших, поскольку, обернувшись, он принял Лапидиуса за одного из своих прихожан.
— Сын мой, — начал он хорошо поставленным голосом, который выдавал в нем опытного проповедника. — Что привело тебя в этот час в Храм Божий?
Лапидиус встал и пошел навстречу пастору. Тот тут же заметил свою ошибку:
— О, прошу прощения, господин. Я вас не знаю…
— Я магистр Лапидиус и поселился в этом городе совсем недавно.
Произнеся вторую часть объяснения, он тут же пожалел об этом, поскольку оно звучало скорее как извинение, что он до сих пор не удосужился посетить церковь Святого Габриеля. А этого он не хотел.
— Фирбуш, уважаемый магистр, пастор местной общины. Если вы в городе недавно, то, разумеется, не сразу нашли дорогу в Дом Божий. Однако на будущее позвольте рассчитывать на ваши частые приходы.
Лапидиус молчал.
— Э… ну что ж, — Фирбуш, который ожидал утвердительного ответа как чего-то само собой разумеющегося, ибо иное было в Кирхроде немыслимо, подобрался. А потом строго спросил: — Веруете ли вы в Творца нашего, Его единородного Сына Иисуса Христа и непорочную Деву Марию?
Лапидиус выдержал взгляд священника.
— Я верю в Бога в его изначальной ипостаси, господин пастор. Он рождает чудо жизни и все непостижимое, что встречается нам каждый божий день в земле, в воде, воздухе и огне. Но если позволите, я бы тоже хотел задать вам вопрос. Знаете ли вы жену рудокопа Кёхлин и вдову Друсвайлер?
Фирбуш высоко поднял брови. Это были косматые, тронутые сединой патлы, которые часто встречаются у пожилых людей:
— Я уроженец Кирхроде. И все, кто может то же сказать о себе, знают друг друга.
— И какого вы мнения об этих двух?
— Какого я мнения? Особо близко я с ними не знаком, поэтому лучше промолчу. Как сказано в Заповедях Божиих: «Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна».
Что-то вроде такого ответа Лапидиус и ожидал. Поэтому он сделал шаг в сторону и указал на деревянную с резным терновым венцом церковную кружку: