Клеймо дьявола
Шрифт:
— Какая прекрасная вещь! Сразу видно, сделана рукой мастера. — Послышался звон серебряных монет, высыпавшихся из рук Лапидиуса в кружку для пожертвований.
— Э… вы совершенно правы, совершенно правы. — Фирбуш сложил руки на упитанном брюшке. — А что касается Кёхлин и Друсвайлер, то могу поведать о них и доброе, и худое. Худое, во всяком случае, перевешивает. Обе не особенно ревностные прихожанки, так что временами меня беспокоит спасение их души. Жертвуют они тоже скупо, хотя люди говорят, что могли бы… — пастор сделал многозначительную паузу, — …дать много!
— Что вы говорите? — Лапидиус понял, что слух о возросшем благосостоянии обеих свидетельниц дошел уже и до Фирбуша. Интересно, знал ли он источник доходов? — Как это может быть, чтобы женщины были в состоянии много жертвовать? — спросил он.
— Это одному Богу известно. А что известно Господу, не всегда сообщается его пастырям на земле. К добрым же их делам я могу причислить то, что обе вступили в борьбу с ересью, донеся о блуде с сатаной ведьмы Фреи Зеклер.
Лапидиус чуть было не вспылил, но сдержал себя:
— А они единственные свидетельницы этого блуда?
Фирбуш воздел руки горе:
— Это свыше нашего разумения. Я всего лишь слуга Господа и благодарен любому голосу, поднятому против ереси. А почему вы не спросите самих женщин?
«Я бы с удовольствием, — с досадой подумал Лапидиус. — Да обе вруньи прячутся от меня, как крысы в норе. И у меня нет возможности вытащить их оттуда. И ни Крабиль мне в этом не помощник, ни советник, ни судья Райнхардт Мекель. Все они верят в то, во что хотят верить: Фрея ведьма. У каждого на то своя причина: глупость, узколобость, верхоглядство. Может, даже зависть к ее юности. Или жажда денег, как у обеих свидетельниц. Но прежде всего это удобство, потому что гораздо проще принудить кого-то пытками к признанию, а потом сжечь на костре, чем дать себе труд доказать его невиновность. Поэтому я должен ей помочь».
Вслух он сказал:
— Не всякий обвиненный в ереси является еретиком. Так что можете помянуть Зеклер и в ваших молитвах.
Пастор насторожился. Потом по его губам проскользнула улыбка:
— Можете быть уверены, я молюсь за каждую бедную душу.
— Есть одна душа, за которую вы еще не помолились. Я говорю о мертвой, которую пятнадцатого этого месяца нашли на Гемсвизер-Маркт. Теперь она покоится в земле. Имя ее Гунда Лёбезам.
— Что? О! Мертвая с рыночной площади! — Если Фирбуш и разозлился на Лапидиуса, виду он постарался не подать. — Гунда… как вы сказали?
— Лёбезам.
— Лёбезам? Никогда не слышал. — Снова кроткая улыбка промелькнула на лице пастора. — Только как вы думаете, господин Лапидиус, чем я занимался, когда вы вошли в церковь? Правильно, молился за умершую, чье имя, как вы теперь сказали, Лёбезам. Ну, да это к делу не относится, поскольку бессмертная душа не имеет имени. — Фирбуш простер руки к триптиху. — А где можно ревностнее молиться, как не перед этим великолепным произведением мастера Матиаса Готхарт-Нитхарта? Могу я предположить, что вам известны особенности триптиха?
— Можете, господин пастор, — Лапидиус все-таки был воспитан в христианской вере.
— Этот шедевр носит название «Триптих святого Габриеля», потому что на всех трех створках вы видите архангела.
Лапидиус рассмотрел складень. В средней части архангел был изображен один. Над его белокурыми локонами виднелась надпись: «Angelus Gabrielus». На левой створке он стоял коленопреклоненным перед Иисусом, предаваясь с ним тихой молитве, наверху текст: «Angelus Gabrielus orat cum JFD». На правой он пронзал трезубцем трех дьяволов у его ног, золотыми буквами было написано: «Angelus Gabrielus necaret FS».
Лапидиус почувствовал, что триптих завораживает его. Особенно правая створка, там, где дьяволы испускали дух у ног архангела. Он не мог отвести от нее взор. Разумеется, латинский текст он легко перевел, только вот не знал, что обозначают сокращения в конце изречений.
— Скажите, господин пастор, что означают буквы «JFD» и «FS». Мне кажется, художник хотел загадать ими загадку.
Фирбуш рассмеялся:
— Загадку? Готхарт-Нитхарт? Что вы такое выдумываете? Знайте, что он решал задачу, как передать исконный смысл триптиха, а именно воплощения числа три во множественности повторений. Троекратное изображение самого архангела, утроение фигуры дьявола, трезубое копье и даже три строки соответствующих текстов на створках. Как вы, может быть, заметили, второе и третье изречение не убрались бы в одну строку. Готхарт-Нитхарт был щедро одаренным художником, но менее даровитым типографом. — Пастор встал на цыпочки и указал пальцем на комбинацию букв. — Смотрите, «JFD» означает «Jesu Filio Dei». Все изречение гласит: «Архангел Габриель молится с Иисусом, Сыном Божиим».
Лапидиус кивнул. Его больше интересовала правая створка:
— А это сокращение?
— Буквы «F» и «S»? Они подразумевают «Filii Satani», то есть «сыны дьявола».
— Filii Satani? — Лапидиус внутренне обмер. — То есть «Архангел Габриель убивает сынов дьявола»?
Он не мог бы объяснить, что конкретно, но что-то в этом речении несло зло. Непостижимым образом, и все-таки это было.
Фирбуш не заметил его оцепенения. Он еще выше приподнялся на цыпочках, его лицо побагровело, и не только от напряжения, но и, как показали дальнейшие слова, от негодования:
— Нечто непостижимое произошло, господин Лапидиус, осквернение святыни, о котором я даже помыслить не мог! Страшное предзнаменование грехопадений! Вы только посмотрите, рука нечестивца обезобразила правую часть триптиха!
И действительно, шея архангела была обезображена порезом, порезом, явно нанесенным ножом, который глубоко врезался в дерево, что создавало впечатление, что преступник намеревался расправиться с архангелом Габриелем.
— Да, вижу, вы правы. — Присутствие зла ощутилось еще явственнее, однако Лапидиус постарался отодвинуть это ощущение на задний план. Конечно, для такого варварства должна быть причина. Но какая? — Может быть, это произошло из-за жажды разрушения?
— Жажды разрушения? Сомневаюсь. Кто хочет испортить образ, идет до конца. Обливает его кислотой или поджигает. Нет-нет, думаю, дело в другом.
— Тогда, может быть, жажда мести? Возможно, преступник чувствует какую-то связь с «Filii Satani» и поэтому хочет смерти «Angelus Gabrielus»?
Фирбуш засопел.
— Месть? Кто посмеет мстить ангелу? Известно, что таковой грешит перед Господом. Боже милостивый, только сам дьявол в человечьем обличье способен на такое!