Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
Он принял это, подумал Дорнбергер, он понимает действительное положение вещей. И уже без внутреннего напряжения произнес:
— Но у тебя появится время — с приходом второго патологоанатома.
Сказав это, Дорнбергер достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, который дал ему администратор.
— Что это? — спросил Пирсон.
— Это резюме патологоанатома, которого нашел Гарри Томазелли. Он хотел бы работать в нашей клинике. Но пока еще ничего не решено.
Пирсон взял резюме.
— Да, они не теряли время даром.
— Наш администратор —
Пирсон пробежал глазами текст.
— «Доктор Дэвид Коулмен», — прочитал он, сделал паузу, а потом с нескрываемой горечью и растерянностью добавил: — Тридцати одного года…
Было двадцать минут первого, и в столовой клиники началось самое горячее время — выстроилась длинная очередь.
Миссис Строган, как и обычно в это время, внимательно следила за тем, чтобы ее подчиненные успевали приносить новые порции на раздачу и очередь не останавливалась. Сегодня на обед было мясо по-ирландски, баранья поджарка и жареный палтус. Главная диетсестра заметила, что баранина расходится плохо. Она решила попробовать ее, чтобы понять, в чем причина. Может быть, мясо не очень сочное и уходящие говорят об этом новым посетителям? В этот момент миссис Строган взглянула на стопку тарелок на раздаче, заметила пятно на верхней из них и сразу же убрала тарелку. Опять эта проблема с посудомоечной машиной! Надо обязательно поставить вопрос о замене машины.
Со стороны столов, предназначенных для врачей, доносился смех. В центре веселой компании был доктор Ральф Белл, рентгенолог.
Гил Бартлет подошел к столу с подносом, поставил его и протянул Беллу руку.
— Мои поздравления, Динь-Дон, я все слышал, — сказал он.
— Слышал что? — поинтересовался Льюис Тойнби, терапевт, подошедший вслед за Бартлетом. Но, посмотрев на сияющего Белла, воскликнул: — Не может быть! Опять?
— А почему бы и нет? — рассмеялся рентгенолог. — Теперь нас, Беллов, восемь.
— Восемь? Когда же это произошло?
— Сегодня утром. Еще один мальчишка в мою футбольную команду.
В разговор вмешался Билл Руфус:
— Не суди его строго, Льюис. Он делает что может. В конце концов, он женат всего восемь лет.
Льюис Тойнби протянул руку Беллу:
— Только не жми слишком сильно, чтобы не лишиться такой плодовитости.
— Это мне не грозит, — добродушно сказал Белл. Все это он слышал уже не один раз.
— Как себя чувствует твоя жена? — спросила Люси Грейнджер.
— Отлично, спасибо, — ответил Белл.
— Интересно, каково это — быть сексуальным маньяком? — с наигранной задумчивостью спросил сидевший за соседним столом главный терапевт Харви Чендлер.
— Я не сексуальный маньяк. В нашем доме половой акт происходит один раз в год. Просто я очень метко стреляю.
Люси Грейнджер посмеялась вместе со всеми, а затем сказала:
— Ральф, сегодня я направила к тебе больную. Это одна из наших медсестер-практиканток, Вивьен Лоубартон.
Смех затих.
— Что ты у нее ищешь? — спросил Белл.
— Я хочу, чтобы
Вернувшись в свой кабинет, Дорнбергер позвонил О’Доннеллу.
— Я показал Джо резюме парня, с которым вы переписываетесь, — сообщил он главному хирургу в конце разговора.
— Как он к этому отнесся? — спросил О’Доннелл.
— Конечно, Джо не в восторге, — ответил Дорнбергер, — но думаю, что если вы пригласите этого Коулмена на собеседование, то он не будет сильно возражать. Однако советую держать Джо в курсе ваших действий.
— В этом можете не сомневаться, — сказал О’Доннелл. — Спасибо, Чарли, большое вам спасибо.
Дорнбергер положил трубку и набрал номер миссис Джон Александер, которая звонила ему утром и оставила сообщение. Он заглянул в карточку и вспомнил, что это жена нового лаборанта-технолога из отделения патологической анатомии, которую направил к нему Джо Пирсон. Из разговора выяснилось, что миссис Александер только вчера приехала в Берлингтон. Они договорились о ее визите в приемную Дорнбергера, которая находилась в центре города, на следующей неделе.
Приблизительно в то же самое время, когда миссис Александер говорила по телефону с доктором Дорнбергером, ее муж получал первую взбучку от доктора Джозефа Пирсона.
После того как Пирсон отругал Баннистера за плохое качество срезов, старший лаборант отправился в серологическую лабораторию, где работал Александер, и все ему рассказал. Продолжая кипеть, он пошел вымещать гнев на двух девушках-лаборантках из гистологической лаборатории и их помощнике. Александер через оставленную незакрытой дверь слышал, как он ругался.
Александер считал, что вину за плохие срезы нельзя возлагать только на лаборанток. За короткое время, проведенное в клинике, он успел понять, в чем заключается настоящая проблема.
— Знаешь, Карл, — сказал он Баннистеру, когда тот вернулся, — я не думаю, что это целиком их вина. Мне кажется, что у них просто слишком много работы.
— У нас у всех слишком много работы, — ответил Баннистер и неожиданно съязвил: — Если ты все так хорошо понимаешь, может быть, возьмешь на себя часть их обязанностей?
Александер на провокацию не поддался.
— Нет, не возьму. Но дела пошли бы лучше, будь у нас аппарат для приготовления срезов. Делать срезы вручную — это же прошлый век!
— Забудь об этом, детка. Это не твоя проблема, — высокомерно заметил Баннистер. — Всякое дело, если оно требует затрат, умирает здесь не начавшись.
Александер не стал спорить, но решил поднять этот вопрос при первой же встрече с шефом.
Случай представился в тот же день, когда Александер понес на подпись к доктору Пирсону протоколы. Старый патологоанатом с видимым раздражением разбирал почту. Взглянув на Александера, Пирсон жестом велел ему положить протоколы на стол и продолжал читать. Александер не уходил, и Джо Пирсон рявкнул: