Клубок со змеями
Шрифт:
Однако я в ответ отрицательно мотнул головой:
— Я бы не спешил так заявлять, но риск определенный есть. Пусть ассирийцы присмотрят за ним, дабы не сбежал или не наделал других глупостей.
Она кивнула и отправилась к Тиглат-Атра и Джераб-Зайя, чтобы отдать необходимые распоряжения.
«Ну, а я пока поболтаю с тобой, мой старый знакомый. Кто бы мог подумать, что судьба сведет нас вместе снова, да еще и при таких обстоятельствах?».
Разумно предположив, что моя хижина теперь не подходит для уединенной беседы, я велел свести пленника в хибару, стоявшую напротив. Подхватив стонущего Тиридата под руки, разбойники потащили
Справа от входа был небольшой деревянный стол, полностью уставленный небольшими глиняными горшками, а под ним маячили ровные ряды таких же глиняных кувшинов.
«Интересно, я не помню, чтобы среди моих соседей жил горшечник. Видимо, он поселился здесь после того, как я покинул Вавилон».
Кроме стола с утварью и циновки, в помещении находился табурет, примостившийся в правом дальнем углу. Рядом стояла небольшая лопата с полусгнившим черенком, а слева на стене висела белая рубаха. Обычное, ничем не примечательное, и скромное убранство жилища бедняка.
Я презрительно сморщил нос.
«Меня удивляет не то, что я долгие годы жил в этом дерьме, а то, что считал это нормальным! Быть может, стоит сказать Бел-Ададу спасибо, что так резко изменил мою судьбу? Ведь иначе я бы так и продолжал влачить жалкое существование пригородного мушкену и сейчас, вместо жизни предводителя разбойников, строил хижины за гроши таким же беднякам».
— Кажется, очухивается, — донесся до меня голос Гасана, отрывая от размышлений.
Тиридат с громким стоном открыл глаза и с ненавистью воззрился на нас. Шлем, слегка съехавший вперед на густые черные брови, лишь усиливал впечатление от эмоций ярости и гнева, застывших на его лице.
Махнув рукой в сторону выхода, я произнес:
— Оставьте нас.
Гасан почтительно склонился:
— Уверены, господин? Быть может, подсобить?
Мой ответ прозвучал спокойно и холодно:
— Если что, я дам знать. Идите и будьте настороже. Мы все еще на вражеской земле.
— Слушаюсь, — вновь поклонившись, отчеканил мадианитянин и, кивком призвав остальных двигаться следом, вышел наружу, предварительно закрыв за собой дверь.
Я остался наедине со своим давним знакомым. Воин продолжал испепелять меня взглядом но, в отличие от ледяных и пронизывающих глаз ассирийцев, он не производил никакого впечатления. Судя по реакции Тиридата, он меня не узнавал. Оно было и не удивительно. Посмотри я на себя со стороны, сам бы пришел в ужас. Только сейчас заметил, как кровь, продолжающая течь из раны на лице, полностью пропитала азаматский доспех на правом плече. Вспомнив, что видел рубаху, висевшую у входа на стене, я повернулся к пленнику спиной, дабы осмотреть одеяние горшечника. Стоило мне это сделать, и я услышал позади себя едва уловимый шорох. Очевидно, пленник решил попробовать снять путы.
— Напрасно пытаешься освободиться, Тиридат. В данный момент тебе это ничего не даст, даже если осуществишь задуманное.
Как только я произнес его имя, возня на циновке тут же прекратилась. Усмехнувшись, я снял рубаху с крючка. Обычная одежда бедняка. Удостоверившись, что на ней нет грязи и толстого слоя пыли, я ухватился за воротник и потянул в разные стороны. Раздался треск разрываемой ткани. Не слишком прочной, но достаточно крепкой для того, чтобы приложить некоторые усилия. С учетом того, что моя левая рука была не способна выполнять полноценную нагрузку, пришлось немного попотеть. В конце концов, в каждой ладони у меня оказалось по одному большому куску материи. Отбросив один в сторону, я наложил второй на кровоточащую щеку, обмотав голову и закрепив повязку узлом под подбородком. Если бы не багровое пятно, тут же проступившее сквозь ткань, я бы походил не на раненого, а на человека, у которого разболелись зубы. Закончив перевязку, я повернулся к Тиридату. Вавилонянин продолжал смотреть на меня, однако теперь к злобе во взгляде прибавилось изумление.
Облизав пересохшие губы, он хрипло спросил:
— Откуда ты знаешь мое имя?
Положив руку на рукоять меча, я неспешно приблизился к пленнику, сохраняя подобие улыбки на устах. Подойдя на расстояние пары локтей, я остановился, а затем придвинул ногой табурет и с наслаждением опустился на него.
— А быть воином не так просто, как кажется на первый взгляд.
Тиридат не спускал с меня глаз. Его нос едва заметно подрагивал от гнева, а на лице отражалась смесь из злобы, досады и... любопытства?
— Откуда ты меня знаешь? — повторил он свой вопрос более уверенным тоном. — И что тебе нужно?
Сохраняя легкую улыбку на губах и подавшись вперед, я заглянул Тиридату прямо в глаза. В них я увидел все те же эмоции, что имели отражение на его лице, но воин по-прежнему меня не узнавал.
— А ведь это произошло не так давно, — усмехнулся я, несмотря на резкую боль в щеке, — хотя, оглядываясь назад, мне кажется, что наша первая встреча была в прошлой жизни. В каком-то смысле так оно и есть, — я слегка отстранился, — то была другая жизнь другого человека.
По тому, как нахмурился лоб Тиридата, покрывшись глубокими морщинами, я понял, что он пытается вспомнить, где видел меня раньше, но ему это никак не удавалось.
— Преступление государственного уровня, — тихо произнес я, не сводя взгляда с пленника. Улыбка испарилась с моего лица, а глаза превратились в щели. — Убийство корзинщика. Дорога Процессий. Двое стражников ведут жалкого мушкену, закованного в кандалы. Мне продолжать, или память, наконец, соизволила вернуться к тебе?
Тиридат вздрогнул. Его зрачки изумленно расширились.
— Ты? — выдохнул он. — Но это невозможно! Ты мертв!
Я вскинул левую бровь:
— Это Эмеку-Имбару так сказал? Да, у него были все основания считать меня погибшим. Связанный и изможденный человек... без еды, воды и не знающий дороги домой — легкая добыча для беспощадных песков и солнца пустыни. Но, как видишь, — я развел руками, — меня так просто не возьмешь.
Вавилонянин начинал понемногу оправляться от шока. Изумление на его лице вновь начинало сменяться гримасой бессильной ярости.
— И ты так решил отомстить? Напасть на родной город вместе с хеттами?! — последние слова он буквально выплевывал в мою сторону.
Теперь и я почувствовал, как гнев закипает внутри:
— Он перестал быть родным после того, как служители Вавилона надели на меня кандалы и приговорили к смерти по ложному обвинению, — я резко поднялся и с силой отшвырнул табурет ногой в сторону. Тот кубарем пролетел через всю хижину и с грохотом ударился о стену. Глубоко вдохнув, я мысленно приказал себе унять ярость и даже сумел вернуть подобие улыбки. — Но давай не будем отвлекаться. Сейчас наше прошлое не имеет значения. Куда важнее, — я опустился на корточки возле пленника, — то, что ждет нас в будущем. Не так ли?