Книжник. Сладкая месть
Шрифт:
– Тьфу, на тебя, извращенца, – поморщился Виктор. – Совсем офигел, бездельник.
– Что делать-то будем, Ильич?
– Что делать, что делать…. К людям надо выходить. Прописная и вечная истина…
Неожиданно всё вокруг наполнилось гортанными и резкими воплями. Послышались громкие заполошные хлопки. Перед глазами – призрачным калейдоскопом – замелькали цветные пятна.
Через полторы минуты наваждение схлынуло.
– Что это было? – поднимаясь с корточек и отнимая ладони от ушей, спросил Геннадий.
– Над нашими головами – только что – пролетела приличная стая беспокойных тропических попугаев. Сотен пять-шесть, наверное. Если не больше. Бывает…
После короткого и бестолкового совещания они двинулись вдоль речного берега.
– Почему, Ильич, мы шагаем вниз по течению? – уточнил Конкин. – Какая здесь логика?
– Все крупные реки – рано или поздно – впадают в океан, – хмыкнул Виктор. – А любое океанское побережье, априори, является местом обитаемым. Естественно, не говоря про Арктику и Антарктику.
Вскоре путь им преградил широкий и длинный речной разлив, над которым кружили неисчислимые и шумные стаи водоплавающих птиц – уток, гусей, чаек, бакланов.
– Что будем делать? – спросил Геннадий. – Может, обойдём разлив стороной? Или же не будем искушать судьбу? То бишь, развернёмся и отправимся вверх по течению?
– Попробуем форсировать водную преграду, – изображая из себя идейного оптимиста, объявил Крыленко. – Видишь, множество толстых брёвен, поросших разноцветным мхом? Лежащих рядами – практически – от одного берега до другого?
– Вижу. Похоже на мост, обвалившийся от старости.
– Вот, по ним и перейдём через речной разлив.
До завала из брёвен оставалось метров семь-восемь.
– Может, снимем ботинки? – предложил Конкин. – Чтобы ноги не скользили?
– Снимем…
Неожиданно одно из «брёвнышек» резко рванулось вперёд. Послышался глухой рык, перед глазами путников мелькнула широкая оскаленная пасть, оснащённая множеством треугольных жёлто-чёрных зубов.
– А-а-а! – развернувшись на сто восемьдесят градусов и удирая от речного берега со всех ног, истошно заорал Витька. – А-а-а!
– А-а-а! – отчаянно перебирая короткими ногами, вторил ему Геннадий. – А-а-а! Мамочка моя…
Только через несколько минут, взобравшись на пологий холмик, они остановились и отдышались.
С вершины холма разлив кофейно-бурой реки просматривался просто замечательно.
Тёмные воды, высоченные камыши, разноцветные кувшинки и лотосы, изумрудно-зелёные островки неизвестных водорослей, на которых располагались многочисленные птичьи гнёзда. А рядом с кувшинками, лотосами, островками и птичьими гнёздами располагались многие тысячи «брёвен», поросших серо-зелёным мхом, из которого торчали короткие и толстые лилово-фиолетовые иглы.
Одни «брёвнышки» мирно и беззаботно дремали, высунув на поверхность воды длинные заострённые морды. Другие же, наоборот, безостановочно нарезали – между разноцветными розетками лотосов и кувшинок – изысканные петли и восьмёрки.
– Может, это глухие кайманы? – подумав пару минут, предположил Конкин. – Ну, те, про которых писал чудак Хрусталёв?
– Не знаю, – по-честному признался Виктор. – Теперь я уже ни в чём неуверен…. Кстати, а что Серёга Хрусталёв рассказывал тебе о глухих кайманах?
– Как-то примерно так…. Мол, глухие кайманы – твари страшные и безбашенные. Может, они и не совсем кайманы? Внешне очень похожи на обычных, но чуть помельче и покороче. Да и цветом отличаются – чешуя у них гораздо более светлая, с характерным зелёным отливом, а весь хребет оброс голубыми и фиолетовыми короткими иглами…. Глухими же их прозвали за полное бесстрашие – не обращают эти кайманы ни малейшего внимания на всяческие крики, вопли, выстрелы и взрывы. Такое впечатление, что они ничего не слышат…. Может, всё слышат, просто бояться совсем не умеют? Мол, отвязанные такие? Вполне реальная и правдоподобная версия. А ещё глухие кайманы славятся бескрайним и беспредельным упорством – до победного конца будут преследовать добычу и никогда не отступятся на полдороге…. Смотри, что это там, правее?
– Щит какой-то, закреплённый на хлипком деревянном столбике. Там, похоже, что-то нарисовано…
На прямоугольном фанерном щите – размером метр на полметра – наличествовали три одинаковые по ширине горизонтальные полосы: красная, белая и синяя. В правом верхнем углу щита – на красной полосе – была начертана чёрная фашистская свастика. По белой полосе змеилась надпись, выполненная коричневыми латинскими буквами.
– Что-то…э-э-э, на немецком языке? – близоруко щурясь, предположил Геннадий.
– Это точно, – подтвердил Крыленко. – Здесь написано, мол: – «Только для немцев!».
– Что это значит?
– Хрен его знает…. Ага, на столбике, чуть ниже щита, закреплена узкая фанерная стрелка, указывающая на юго-запад. А на стрелке значится: – «Кааупе».
– Кажется, так называется крупный парагвайский город, – вспомнил начитанный Конкин.
– Парагвайский?
– Ага. И горизонтальные полосы на щите соответствуют цветам национального парагвайского флага.
– Тьфу! Мать его. Только этого нам и не хватало. Типа – для полного и окончательного счастья…. Стоп, – насторожился Виктор. – Слышишь, людские голоса?
– Слышу. Кажется, они приближаются. Похоже, что-то поют.
– Прячемся вон в тех кустах.
– Зачем?
– Чисто на всякий случай. Для пошлой перестраховки.
Вскоре можно было уже разобрать и слова песни. Несколько молодых лужёных глоток увлечённо и вдохновенно орали:
– Дойче зольдатен унд офицерен…
Вскоре показались и беззаботные певцы.
Под холмом, параллельно берега реки, змеилась узенькая тропка, по которой браво вышагивали трое молодых мужчин – здоровенные, широкоплечие, мордатые. Что называется – кровь с молоком.