Книжник
Шрифт:
подтвердили то, во что к тому времени я уже веровал относительно Иисуса. Между тем, я не
19
знаю ничего такого, что переубедило бы Анну, Каиафу и прочих священников, изо всех сил
цеплявшихся за власть, которую они, как себе воображали, удерживали в руках. Ныне Анна
мертв. И Каиафы тоже давно нет в живых. Что так долго препятствовало моей встрече с
Иисусом — это род людей, с которыми Он сообщался. Никогда не приходилось мне слышать
о раввине, который
ними дружбу. Сам я учился у весьма уважаемого раввина и не был принят им, пока не
показал себя достойным вступить в ряды его учеников. Иисус же шел и выбирал себе
учеников из простых обычных людей. Я жил крайне осмотрительно, тщательно избегая
всего, что Тора называет нечистым. Не разговаривал с женщинами и никогда не пускал на
порог язычника. Я знал, что мой учитель даже имени Иисуса не желает слышать. Назарянин
был отступником. Он касался прокаженных. Учил женщин, которые сопровождали его в
путешествиях. Собирал на горах нищих, убогих и презираемых всеми — и кормил. И даже
проповедовал ненавистным самарянам!
Кто же был этот Человек? И что хорошего видел Он в потрясении вековых устоев?
Я хотел обсудить все с отцом — и не мог. Он был уже тяжко болен и скончался в пик
летней жары. Тогда я разыскал одного из его наиболее уважаемых друзей, Никодима, входившего в великий Синедрион.
— Этот Назарянин — пророк или опасный смутьян?
— Он говорит с большим состраданием и хорошо знает Закон.
Я изумился.
— Ты встречался с этим человеком?
— Как-то раз. Недолго. — Он сменил тему и больше уже не возвращался к этому
разговору.
Я подумал, — интересно, сколько же прочих из высокопоставленных священников и
книжников ходили послушать проповедь Назарянина? Всякий раз при упоминании имени
Иисуса я весь обращался в слух. Я знал, что Он проповедует во многих синагогах, уча о
Царствии Божием. Меня все больше захватывало желание презреть привычную
осторожность. Мне хотелось увидеть Иисуса. Услышать Его проповедь. Я хотел знать, а
вдруг Он — как раз Тот, кто сможет ответить на все мои вопросы.
Более всего, как и многие другие, я жаждал увидеть, как Он сотворит какое-нибудь
чудо. Пожалуй, тогда я буду знать, принимать ли этого пророка всерьез.
Итак, я отправился в Галилею.
*
Народу в Капернауме собралось, как показалось мне, больше, чем случалось мне видеть
даже в Храме, за исключением Пасхальных дней, когда к местным присоединялись иудеи, прибывавшие из Месопотамии, Каппадокии, Понта, Асии, Фригии, Памфилии, Египта и
даже самого Рима. Люди, встреченные мной в тот день в Капернауме, повергли меня в испуг,
плачущих детей, калеки, люди, волочившие на носилках больных родственников или друзей, прокаженные и отверженные, все они кричали и пытались пробиться к Иисусу поближе.
Конечно же, мне и раньше доводилось видеть множество больных и нищих, просящих
милостыню на ступенях Храма, и я нередко благотворил им. Но никогда не встречал их в
таком количестве! Их толпы наводняли улицы и растекались по берегу Галилейского моря.
— Иисус! — воскликнул кто-то. — Иисус идет!
Вокруг все разом заголосили, обращаясь к нему.
Меня оглушили вопли, исполненные страдания, мольбы и надежды.
— У меня болен отец…
— Мой брат при смерти…
— Я слепой! Исцели меня!
— Помоги мне. Иисус!
— Моя сестра одержима бесами!
20
— Иисус!
— Иисус!!!
Я весь вытянулся, но не мог ничего разглядеть в толпе. Сердце готово было выпрыгнуть
из груди от возбуждения — всеобщая лихорадка ожидания захватила меня. Взгромоздившись
на стену, я сохранял шаткое равновесие, отчаянно желая узреть того, кого столь многие звали
пророком, а иные признавали Мессией.
И тут появился Он, пробираясь сквозь людскую толчею. Сердце мое сжалось.
Назарянин не походил ни на одного известного мне раввина. Это не был седовласый
ученый муж в струящихся белых одеждах, с лицом, изборожденным морщинами. Он был
молод — лишь несколькими годами старше меня. Он носил простую домотканую одежду, и у
Него были широкие плечи, сильные руки, загорелая кожа простого работника. В Его
внешности не было ничего особенно выдающегося. Иисус смотрел на окружавших его
людей. Некоторых даже касался. Один схватил Иисуса за руку, и, плача, стал ее целовать.
Иисус пошел дальше сквозь толпу, а люди радостно закричали: «Чудо!»
Где? — подумал я. — Где же чудо?
Люди расталкивали друг друга. «Коснись меня, Иисус! Коснись меня!» Друзья Иисуса
окружили его плотнее, пытаясь оттеснить толпу. Старший — Петр — прикрикнул, чтобы
расступились. Иисус вошел в лодку. Меня охватило разочарование. Ужели я проделал такой
путь, чтобы лишь мельком взглянуть на Него?
Ученики Иисуса взялись за весла, а Он сидел на носу. Они отплыли недалеко и бросили
якорь. Иисус заговорил, и толпа затихла. Они сидели и слушали, а над водой разносился Его
спокойный голос.
Не могу ни передать всего, что говорил Иисус в тот день, ни в точности воспроизвести
Его слова, но учение Его вызвало в моей душе большое смятение. Он говорил, что главное в