Книжник
Шрифт:
Помню, я подумал: Разве вина этого бедного плотника, что мы возлагали на него
слишком большие надежды? Когда был дан выбор между мятежником Варравой и человеком, проповедавшим мир с Богом, народ просил свободы тому, кто убивал римлян.
В воротах стоял Никодим, по лицу его стекали слезы, теряясь в прядях бороды.
Запрятав глубоко в рукава ладони скрещенных рук, он раскачивался взад и вперед в молитве.
Я приблизился к давнему другу моего отца, встревоженный
— Могу ли я чем-нибудь помочь?
25
— Скажи спасибо, Сила, что отец твой не дожил до этого дня. Они не слушали! Были
готовы на все, чтобы осуществить свой замысел. Беззаконное судилище среди ночи, ложные
обвинения, лжесвидетели — приговорили невинного. Прости нас, Боже!
— Ты честный человек, Никодим, — Я думал его оправдать. — Назарянина
распяли римляне.
— Все мы Его распяли, Сила, — Никодим глядел на Иисуса. — Даже сейчас — в
этот самый миг, когда мы смотрим, как Он умирает, — сбываются Писания.
Я оставил его наедине с его горем. Слова его напугали меня.
Я отметил Пасху, как того требовал Закон, но не испытал никакой радости, заново
переживая избавление Израиля из Египетского рабства. Из головы не выходили слова
Иисуса: «Блаженны нищие духом…». Те, кто осознает, как нуждается в Боге. « …ибо их есть
Царствие Небесное».
В Египте, покарав Египтян, Бог сделал так, что смерть миновала жилища Его народа.
Если Иисус и в самом деле был Мессией, как думал я какое-то время, и как до сих пор верил
Никодим, какой же будет Божья кара? И какая остается для нас надежда, что Бог вмешается?
Ночью мне приснился Иисус. Я снова видел Его глаза. Он смотрел на меня и ждал, как
в день, когда уходил из Храма. Когда я проснулся, город был тих и темен. Сердце мое тяжело
стучало. Я чувствовал: что-то носится в воздухе.
— Я есмъ путь и истина и жизнь, — говорил Иисус. Утверждение Бога или слова
безумца? Теперь я не знал.
Путь был потерян, истина — заглушена, надежда на жизнь, которую нес Иисус, умерла
вместе с ним.
Казалось, все кончено.
*
— Ты давно не даешь себе отдыха, Сила, — в дверях стоял Епенет. — Когда мы
попросили тебя записать свою историю, вовсе не подразумевалось, что ты должен
превратиться в ее раба.
Сила вложил перо в футляр и подул на последние написанные им буквы.
— Я заблудился в прошлом.
— Это путешествие тебя утешило?
— Не особенно. — Он аккуратно скатал свиток. Мышцы затекли, болела спина. Он
встал, потянулся. — Я
— И Христос отверз тебе уши и очи. Идем, друг мой. Прогуляемся вместе в саду.
Под солнечным теплом скованные напряжением плечи Силы расслабились. Он полной
грудью вдыхал морской воздух. По саду порхали птицы, с шумным шорохом крыльев взлетая
вдруг из укромных насиженных мест. Здесь он чувствовал себя в безопасности, будто за
тысячу миль от Рима, от арены, от обезумевшей орущей толпы, — и все же недостаточно
далеко, чтобы убежать от воспоминаний о случившемся там.
— О чем ты писал сейчас?
— О смерти Христа.
— Все отдал бы за то, чтобы увидеть Его лицо — хоть на миг.
Сила внутренне содрогнулся, подумав о потерянных годах, которые мог бы провести
подле Иисуса.
— Что в Нем запомнилось тебе больше всего?
— Глаза. Когда Он смотрел на меня, я знал, что Он видит все.
Епенет ждал продолжения, но Сила вовсе не собирался удовлетворять любопытство
римлянина, — что же такое это «все».
— Ты тоскуешь по Иерусалиму, Сила?
На этот вопрос ответить было довольно несложно.
— Иногда. Но не по нынешнему Иерусалиму. По тому, каким он был когда-то. — Да
правда ли и это? Разве он тосковал по тем далеким дням, еще до пришествия Христа? Нет.
26
Он тоскует по новому Иерусалиму, который будет в конце времен, когда вернется Иисус.
— У тебя там родные?
— Кровных нет. Но, возможно, есть братья и сестры. Христиане. — Может быть, кто-то все еще живет там, накрепко врос корнями, как иссоп между камнями городской
стены. Он надеялся, что это так, и не переставал молиться, чтобы народ его покаялся и
признал своего Мессию. — Не знаю, остался ли кто. Только надеюсь. Прошли годы с тех пор, как я покинул Иудею.
Пусть Господь всегда призывает туда проповедующего, чтобы дверь овчарни не
затворилась перед Его народом.
— Может, ты вернешься.
Сила хмуро улыбнулся.
— Я бы предпочел, чтобы Бог призвал меня в небесный Иерусалим.
— Призовет. Когда-нибудь. Мы все молимся, чтобы твое время не настало так скоро.
Есть молитвы, которыми лучше не молиться, — подумал Сила.
— Останься я в Риме… Может, я уже был бы там. — Пожалуй, ему надо было остаться.
— Божья воля была, чтобы ты оказался здесь, Сила.
— Эти свитки драгоценны. Их необходимо сохранить. — Он остановился у фонтана, плеск воды действовал на него успокаивающе. — Мне бы сидеть и делать их копии, а не