Книжный вор
Шрифт:
Хельмут Брохман пришел в себя и заполз обратно в кабину. Лежа, попробовал завести мотор, но двигатель так и не ожил. Послали за другим грузовиком и санитарной машиной. Санитарная машина не пришла.
– Понятно, что это значит, да? – спросил Борис Шиппер. Им было понятно.
Когда они продолжили путь в лагерь, каждый старался не смотреть на открытый, будто в ухмылке, рот Райнхольда Цукера.
– Говорил вам перевернуть его вниз лицом, – напомнил кто-то.
Время от времени кто-нибудь забывался и ставил на тело ногу. Когда приехали, все старались увильнуть от выгрузки трупа. А после выгрузки Ганс Хуберман сделал несколько коротких шагов, и тут его нога взорвалась болью и он рухнул на землю.
Через час Ганса осмотрел врач и сказал ему, что нога несомненно сломана. Случившийся поблизости сержант полуусмехнулся.
– Ну, Хуберман, похоже, ты навоевался, а? – Он потряс круглым лицом, попыхал сигареткой и развернул список того, что будет дальше. – Ты отлежишься. Меня спросят, что с тобой делать. Я скажу, что ты отлично работал. – Сержант выпустил еще немного дыма. – И пожалуй, скажу, что ты больше не годишься для службы в ЛСЕ и тебя надо оправить в Мюнхен писарем в контору или уборщиком, где это понадобится. Ну, как тебе?
Не в силах удержаться от смеха между гримасами боли, Ганс ответил:
– Отлично, сержант.
Борис Шиппер докурил.
– Еще бы не отлично, черт подери. Тебе повезло, что ты мне нравишься, Хуберман. Тебе повезло, что ты хороший мужик и не жмешь курево.
В соседней комнате разводили гипс.
ГОРЬКИЙ ПРИВКУС ВОПРОСОВ
Через неделю после дня рождения Лизель в середине февраля они с Розой наконец получили подробное письмо от Ганса Хубермана. От почтового ящика Лизель мчалась домой бегом и сразу бросилась с письмом к Маме. Роза велела ей прочесть письмо вслух, и обе не смогли скрыть радость, когда Лизель читала про сломанную ногу. Следующая фраза ошарашила ее настолько, что девочка прочитала ее только про себя.
– Что там? – нажала на нее Роза. – Свинюха?
Лизель подняла глаза от письма и едва не закричала.
Сержант Шиппер был верен своему слову.
– Он едет домой, Мама. Папа едет домой!
Они обнялись посреди кухни, и письмо расплющилось между их телами. Сломанная нога – определенно повод для праздника.
Когда Лизель принесла новость в соседний дом, Барбара Штайнер пришла в восторг. Она потискала девочку за плечи и крикнула детей. Собравшееся на кухне семейство Штайнеров, казалось, воспряло духом от известия, что Ганс Хуберман возвращается домой. Руди улыбался и смеялся, и Лизель видела, что он честно старается радоваться. И все же чувствовала горький привкус вопросов у него на языке.
Почему он?
Почему Ганс Хуберман, а не Алекс Штайнер?
Вот именно. НАБОР ИНСТРУМЕНТОВ,
ОКРОВАВЛЕННЫЙ
И МЕДВЕДЬ
С самого призыва отца в армию в прошлом октябре гнев Руди Штайнера копился очень славно. И новости о возвращении Ганса Хубермана хватило, чтобы Руди сделал еще несколько шагов в том же направлении. Лизель он ничего не сказал. Не жаловался на несправедливость. Он решил действовать.
В самое воровское время предзакатных сумерек он шел по Химмель-штрассе с металлическим чемоданчиком в руке.
*** НАБОР ИНСТРУМЕНТОВ РУДИ ШТАЙНЕРА ***
Чемоданчик был обшарпанно-красный
и длиной с крупную коробку из-под ботинок.
Лежали в нем следующие предметы:
ржавый складной нож – 1 шт.
маленький фонарик – 1 шт.
молоток – 2 шт.
(один средний, один маленький) полотенце для рук – 1 шт.
отвертка – 3 шт.
(разных размеров) лыжная маска – 1 шт.
чистые носки – 1 пара плюшевый мишка – 1 шт.
Лизель увидела его в кухонное окно – целеустремленный шаг и решительное лицо, точно как в тот день, когда он отправился искать отца. Ручку чемоданчика он сжимал со всей возможной силой, а все его движения были деревянными от ярости.
Книжная воришка уронила полотенце и вместо него схватилась за единственную мысль.
Руди идет воровать.
Она помчалась за ним.
Даже ничего похожего на «привет» не прозвучало.
Руди продолжал шагать и говорил сквозь холодный воздух перед собой. Проходя мимо многоквартирного дома Томми Мюллера, он сказал:
– Знаешь, Лизель, что я тут подумал. Ты никакой не вор. – И возразить он ей не дал. – Та тетка сама тебя пускает. Господи, она даже выставила тебе печенье. По-моему, это не воровство. Воровство – это что делают военные. Берут твоего отца, моего. – Он пнул камень, и тот звякнул о чью-то калитку. Руди прибавил шагу. – Все эти богатые фашисты на Гранде-штрассе, Гельб-штрасе, Хайде-штрассе.
Лизель думала только о том, как бы не отстать. Они уже миновали лавку фрау Диллер и вовсю шагали по Мюнхен-штрассе.
– Руди…
– Ну и как оно все равно?
– Как что?
– Когда берешь там свои книги?
Тут Лизель решила дальше не идти. Если хочет услышать ответ, ему придется вернуться, и Руди вернулся.
– Ну? – Но опять, не успела Лизель и рта открыть, Руди сам ответил на свой вопрос. – Приятно, правда? Украсть то, что украли у тебя.
Стараясь задержать Руди, Лизель заставила себя сосредоточиться на его ящике.
– Что у тебя там?
Он нагнулся и открыл.
Все было объяснимо, кроме медведя.
* * *
Они зашагали дальше, и Руди на ходу пространно объяснял назначение набора инструментов и что он будет делать с каждым. Молотки, например, предназначались для разбивания стекол, а в полотенце нужно их заворачивать, чтобы приглушить звук.
– А мишка?
Мишка принадлежал Анне-Марии Штайнер и ростом был не больше книжки Лизель. Мех на нем был клочковатый и вытертый. Уши и глаза ему пришивали много раз, но тем не менее выглядел он вполне дружелюбно.