Князь Владимир
Шрифт:
Даже из окон домов летели стрелы. Из-за заборов метали дротики. Падал то один, то другой варяг, пораженный уже вроде бы после полной победы. Ингельд, на ходу утирая кровь с разбитой брови, пробежал мимо. С меча срывались капли крови.
Владимир крикнул ему бешено:
– Жечь дома! Чтобы ни одна падаль не смогла укрыться! Убивать всех, чтобы и на племя не осталось!
Ингельд оскалил зубы как волк, подозвал двух немолодых соратников, отдал приказы.
Пока продвигались по дуге к центру, из окон на варягов и новгородцев швыряли горшки с цветами и нечистотами, бросали камни.
Рядом воин вскинул лук, но заколебался. В окне виднелась девушка с золотой косой, красивая и разгневанная. Она что-то подтаскивала тяжелое.
– Что застыл? – рявкнул Владимир. – Стреляй!
Воин вздрогнул, оттянул тетиву. Звонко щелкнуло, по воздуху чиркнула стрела. Девушка в окне вскинула руки, словно взметнулось облачко тумана под ударом злого северного ветра.
Владимир, придерживая коня, оглянулся. Она лежала лицом на подоконнике, тугая коса свешивалась вниз, ветер уже расплетал золотые пряди.
– Красивая была, – услышал он сожалеющий голос.
– Не иначе, дочь хозяина…
– А раз так, – сказал Владимир в тон, – дом разграбить и сжечь! Завтра убивать уже будет нельзя, город под моей защитой, но сейчас – пока этот край города еще Ярополков – убивайте, убивайте, убивайте! Перед богами я за всех в ответе. Не только тех, кто с мечом, но и кто бросит враждебный взгляд, скажет дурное слово… Если не сумеете убить всех, то хотя бы убейте на Ляшской улице как можно больше. Сегодня можно все!
Глава 13
Грохот двух десятков копыт гулко отдавался по городу. За Владимиром молча неслась его верная охрана, самые преданные, отобранные им самим. Он все поторапливал коня, наконец вихрем пронесся до самого детинца. Крепостица внутри города хранила молчание. Мост опущен, веет запустением, хотя бревна в два обхвата – свежие, еще смола стекает, недавно перестилали, да и зубья наверху блещут янтарной чистотой. А пусто потому, что любая вещь без человека – мертва.
Жеребец бодро пошел через мост. Загрохотали копыта по деревянному настилу, дальше подковы пошли высекать искры по булыжной мостовой. Сзади не отставали дружинники, за ними – воеводы новгородские. Те не могли сдержать торжествующих ухмылок. Покорился неприступный Киев! Покорился тем, кого еще вчера свысока называл лапотниками…
Двор пуст, в дальнем углу маленькое требище. Белая сгорбленная фигура сидит одиноко на камне. Вместо вечного огня багровеют угли, подернутые пеплом. Старый волхв неподвижным взором смотрит на жертвенный камень.
– Слава древним богам! – сказал Владимир громко. – Это они даровали нам победу. Отец, собери помощников. Работы будет много! Мы – люди русские, сегодня же принесем богатые жертвы.
Волхв с усилием поднял голову. Мертвенное-желтое лицо, сморщенное как печеное яблоко, пробудилось к жизни. Он был стар настолько, что казался высохшим крылом летучей мыши, но голос прозвучал хоть и с усилием, но это был голос все еще сильного человека:
– Княже… Ты истинно русский князь… Храни веру отцов… Она не предаст…
– Только верой отцов мы крепки, – заявил Владимир клятвенно. –
– Княже…
– А христиан, бахметцев и иудеев гнать! – распорядился Владимир. – Они у меня вот где сидят!
Он ткнул себе в горло растопыренными пальцами, отведя большой палец в сторону, так что горло оказалось посредине. При этом ладонь вывернулась кверху. Из дружины никто ничего необычного не заметил, но глаза старого волхва расширились от изумления. Он попытался вскочить, сгорбленная спина не дала, и он повалился к копытам белого жеребца:
– Княже!
– Встань, отче, – сказал Владимир ласково.
– Княже, ты пришел! Наконец-то пришел истинный князь… порядок… старый покон вернется…
Владимир спрыгнул с коня, поднял старика. Тот трясся, разбрызгивал слезы пополам с соплями и слюнями. Подскочили гридни, Владимир бережно передал им старца. По измученному лицу волхва стекали слезы. Вот что значит запомнить условный знак Тайного Братства, подумал Владимир с удовлетворением. Старый волхв оказался одним из них… Ладно, ему все равно, кто какого толкования держится в отношении богов. Его дела – земные. Обманул старика, но ведь на благо же… Тот помогал как мог, ковал победу за спиной Ярополка, сеял смуту среди защитников города, отвращал от князя-христианина!
Белый жеребец бодро пронес вдоль ряда ухоженных домов, а впереди за широким двором показался огромный княжеский терем. Чертов Ярополк и его перестроил: два поверха из каменных глыб, где только и нашел такие, а еще два – из толстых сосновых бревен, тщательно уложенных и подогнанных, так что муравей не проползет.
Владимир ворвался во двор, пустой, хоть бегай с закрытыми глазами, галопом пронесся к широкому резному крыльцу. Крыльцо поставлено недавно, раньше было много меньше и проще, но лавку Владимир узнал. На ней любила сиживать, принимая гостей и разбирая жалобы, княгиня Ольга, когда уже была в преклонных годах.
Он спрыгнул прямо на крыльцо. Ступеньки испуганно скрипнули, в одном из окон мелькнуло белое от ужаса лицо. Дружинники догнали, загрохотали копыта, конская сбруя и оружие звенело негромко, но тревожно.
– Погодь, княже, – сказал Войдан настойчиво. – И ты и я были в Царьграде, знаем, что тебя может ждать за этой дверью.
– Здесь не Царьград, – усмехнулся Владимир. – А Юлия уехала.
– Но остались ее челядницы. Это доброму долго учиться, а вот как отравленным кинжалом ткнуть, как ядовитый шип вогнать…
Он бесцеремонно отстранил князя, теперь уже почти великого, первым шагнул через порог.
Дружина Ярополка, загоняя коней, достигла Роденя и спешно втянулась в ворота крепости. Сзади звенели мечи, слышались отчаянные крики. Настигающие отряды Владимира рубили на возах бегущих вместе с Ярополком бояр и знатных мужей.
Рубили даже тех, кто поднимал руки и просился в полон. Вел новгородцев воевода Тавр, а уж он верно постигал интересы князя. Знатные да родовитые не очень-то примут безродного сына рабыни в князья, да еще великие, так что поубавим этих родовитых…