Княжич
Шрифт:
– Ложи сюда!
– указала на один из лежаков знахарка.
Старик положил княжича.
– Как хоть его зовут?
– спросила старуха.
– Андреем звали!
– ответил старик.
– Выйди и подожди меня в избе, пока я осмотрю его!
– потребовала знахарка.
Старик послушно вышел в черную избу и сел на лавку. Уставившись в прокопченную стену, он стал ожидать приговора знахарки.
Знахарка разбудила его толчком в плечо.
– Хорош помощник, спит на ходу!
– рассмеялась она.
– Дела с твоим Андрюшей не очень хорошие. Отравили его злодеи. Есть у меня снадобье от этой отравы, только не
– Ты уж матушка постарайся!
– услышав страшные слова, взмолился старик.
– Все отдам, ничего не пожалею!
– Александра я! Беру ровно столько, сколько стоит моя работа!
– зло ответила знахарка.
– По венгерскому червонцу в месяц устроит тебя!
– Устроит!
– обрадовался старик.
– Я, пожалуй, пойду по своим делам!
– А червонец!
– строго напомнила Александра.
– Через два дня обязательно узнай, что с твоим Андреем! А где тебя искать, если ты не придешь?
– В Божьем доме сударыня!
– передав монетку Александре, ответил старик.
– Я буду каждый день приходить!
Наталья Никитична приняла меры к поиску не приехавшего домой Андрея сразу же, как ей сообщил об этом Никитка. Рассказал он ей и куда поехал князь. На парадных санях она немедленно отправилась к Коробьиным. Ее встретил сам хозяин.
– Как пропал? Не отрицаю, был он у нас!
– изобразив тревогу, отвечал ей Коробьин.
– Захмелел, правда, сильно! Мы его с Ириной уговаривали остаться у нас, так не послушался и уехал! Иван Бухарин был вместе с ним, может подтвердить!
Бухарин мог подтвердить, все что угодно, потому что к концу застолья был мертвецки пьян. “Врет он! Врет!
– думала Наталья Никитична глядя в бесстыжие глаза Коробьина и сердце ее сжималось от боли.
– Погубил он Андрея!”.
Сам Коробьин был обеспокоен исчезновением трупа Бежецкого не меньше чем Наталья Никитична пропажей живого Андрея. На следующий день он выезжал на место где оставил тело Бежецкого, но ничего, кроме останков жеребца не нашел. Мысль, о том, что Бежецкий, как и в предыдущих случаях покушения на его жизнь все-таки цел и невредим, не давала покоя ему. “Этого не может быть!
– повторял он целыми днями, имея в виду вмешательство высших сил, которые чудесным образом воскрешают Бежецкого каждый раз.
– Я сам видел, как он умирал!”
Искать труп Бежецкого приезжал в Божий дом и пристав из Земской избы. Уехал он ни с чем, потому что подьячий Савка Кеншов, в обязанность которого входил учет привезенных тел, загулял и долго отсутствовал на службе.
Глава XIX. Перед поединком.
– Забирай его и делай с ним что хочешь!
– откуда-то издалека, нарастая, слышался ему женский голос.
– Не жилец он!
– Зачем ты так строго, Сашенька!
– чуть не плача, пытался возразить женщине, чем-то знакомый мужской голос.
– Сделай, что-нибудь! Богом прошу!
Андрей попытался вспомнить, где раньше слышал его, но не смог. Решив увидеть того, кто говорил, юноша открыл глаза. Яркий дневной свет ослепил его. Привыкнув к нему, он увидел крашенный известью потолок, во всю длину которого, прямо над ним шла широкая балка матицы. Андрей хотел повернуть голову в сторону говорящих, но не
– Смотри! Он открыл глаза!
– произнес мужчина. Над ним склонились два старческих морщинистых лица: мужское и женское.
– Молодец Андрюша! Ты можешь говорить?
– спросил старик.
Силясь ответить ему, больной напрягся и опять провалился в черную ватную тьму.
– Отойди от него!
– строго сказала старику знахарка.
– Он еще долго не сможет говорить.
Такие сценки между стариком и знахаркой Александрой, повторялись каждый раз, когда старик появлялся у нее, чтобы узнать о состоянии здоровья Андрея. У знахарки просто не выдерживали нервы оттого, что жизнь больного висела на волоске, и казалось, совсем не зависела от ее знаний и тщательности ухода за ним. Но в конце марта, когда с крыш закапала веселая капель и по улицам, побежали ручьи, дела больного пошли на поправку. Знахарке удалось сохранить ему обмороженные пальцы ног и кистей рук, но последствия отравления еще давали знать. Александра запретила старику разговаривать с Андреем, боясь травмировать его сознание, какой-нибудь плохой вестью. В один из дней середины апреля, старик все-таки добился у нее разрешения поговорить с ним.
Андрей лежал на спине, глядя в потолок. Старик, подвинув скамейку, на которой он сидел, как можно ближе к лежаку поздоровался с ним:
– Здравствуй Андрюша!
– Кто ты и что тебе надо?
– не поворачивая голову в его сторону, спросил больной.
– Я Никодим, верный твой слуга!
– решил признаться старик.
Юноша повернулся на бок, пытаясь разглядеть сообщившего ему такую новость. Когда-то пышущее здоровьем румяное лицо Андрея высохло, осунулось и побелело. Глаза печально смотрели на слугу.
– Тебя же убили разбойники?
– воскликнул он, не узнав Никодима.
– Нет, я смог выжить!
– возразил слуга.
Никодим рассказал юноше все, о событиях двухлетней давности, о том, что случилось с ним, с самого начала, когда их настигли разбойники во время неудачного побега. Его схватили, но не убили, памятуя о том, что он может привести их к золоту Бежецкого. Тогда, в стане разбойников, спасая жизнь княжича, Никодим не придумал историю с зарытыми золотыми. Рискуя лишиться всего от царского беззакония, каждый человек в то время всячески стремился скрыть признаки своего благополучия. Жил тихо, незаметно, одевался скромно. Богатство таил на черный день, в припрятанных и зарытых сундуках. Князь Михаил Бежецкий, приехав из Литвы, правила московской жизни понял сразу. В саду его дома на Никольской, были зарыты два клада с золотыми монетами, о которых знали только он да Никодим, который копал ямы для них. Зная доходы Бежецкого, о наличии спрятанных золотых у него предполагали окружающие. А иначе, куда он девает нажитые от торговли деньги?
Наверное, с месяц продержали разбойники Никодима в каком-то подземелье. Потом его перевезли в дом Бежецких в Москве, который стал собственностью Коробьина. Здесь, в глубоком подвале, о кладах Бежецкого его пытал сам Коробьин. Сначала Никодим держался. Забив кляп в рот, чтобы не кричал, его поджаривали на огне, подвешивали на дыбу, загоняли гвозди под ногти, но безрезультатно. Никодим молчал, потому что понимал, как только он расскажет Коробьину о кладе, так станет ненужным свидетелем, от которого постараются поскорее избавиться.