Княжна Дубровина

Салиас-де-Турнемир Елизавета Васильевна

— Я разсердилась за дло.

— И я за дло.

— Какъ, ты опять за споръ? сказала Маша, — слово за слово, теб надо всегда послднее слово сказать и на своемъ поставить. Мы теб уступаемъ а ты думаешь вс всегда теб уступать будутъ.

— Зачмъ мн вс, я ихъ и знать не хочу, сказала Анюта, — я живу съ вами, а съ другими жить не хочу.

— У тебя всегда хочу, хочу. Нельзя жить какъ хочешь, а какъ Богъ велитъ.

— Вотъ Богъ мн и веллъ жить съ тобой, злая Маша, у папочки моего добраго, воскликнула Анюта и бросилась цловать злую Машу…

Прошла зима, наступило лто; прошло лто, наступила зима. Анют минуло двнадцать

лтъ. Она, какъ и сестры, выучилась по-французски, но по-нмецки знала плохо, терпть не могла она этого языка и давался онъ ей очень трудно. Она никогда не знала хорошо своего урока и въ этомъ сходилась съ Агашей, которая не отличалась особенными способностями, но разница состояла въ томъ, что способная и умная Анюта лнилась, а у Агаши была плохая память.

Случалось, хотя и очень рдко, что отъ Наталiи Ивановны Завадской приходило къ Анют письмо. Ее спрашивали о здоровье, о ея жить-быть; отъ полковника и дтей слали поцлуи. Анюту заставляли отвчать и она мучилась надъ сочиненіемъ письма особенно потому, что Маша заставляла ее переписывать его набло.

— Тоска какая, роптала Анюта.

— Грхъ какой, говорила Маша.

— Какой такой грхъ? отвчала задорно Анюта»

— Неблагодарность твоя. Люди взяли тебя сиротку, поили, кормили, одвали, любили, заботились и добро бы родные — чужіе люди, а теб тяжело разъ въ годъ письмо имъ написать. И стыдно, и гршно!

— Да мн совсмъ не такъ скучно имъ написать, я и пишу, но твое набло меня сердитъ.

— А мн стыдно маранье твое посылать, насъ же осудятъ; папочку осудятъ, что онъ тебя не учитъ. Издали нельзя знать какъ о теб заботятся. Ну полно разговаривать, садись и перепиши хорошенько письмо, да безъ помарокъ и пятенъ.

— Ну, Маша, говорила Анюта садясь за столъ недовольная и кусая перо, — нтъ никого настойчиве и скучне тебя. Посл многихъ трудовъ и ропота, Маша добивалась порядочно написаннаго письма, безъ кляксовъ и помарокъ и съ удовольствіемъ посылала его на Кавказъ къ Завадскимъ.

Когда наступили, наконецъ, такъ долго ожидаемыя вакаціи, дти очень обрадовались, потому что ни одна изъ прогулокъ не удавалась безъ мальчиковъ, а они предъ экзаменами не могли терять времени на дальнія и къ тому же утомительныя странствованія. Двочки должны были довольствоваться однимъ садомъ и побгушками въ маменьк, такъ продолжали он звать мать Маши, и къ Дарь-нян, у которыхъ за зиму все пріли, такъ что старушки поговаривали о томъ, что хорошо что іюнь на двор и варенье новое можно сварить. За рку Маша двочекъ безъ себя и безъ братьевъ не пускала, а именно рка-то, лодка, переправа, соблазняли Анюту и подавали поводъ къ жалобамъ и требованіямъ, но Маша не поддавалась ни тмъ ни другимъ. Анюта была предприимчива и страстно любила всякое новое развлеченiе и отступление отъ вседневнаго образа жизни. Но ослушаться Маши не ршалась ни разу и только завистливо посматривала на привязанную лодку и утшалась тмъ, что упрекала Машу. Наконецъ пришли вакаціи; братья перешли благополучно въ слдующіе классы, папочка былъ очень доволенъ, Маша сіяла радостію и положено было единогласно отпраздновать это счастливое событіе самымъ торжественнымъ образомъ, но какъ? Папочка пустилъ вопросъ на голоса, начиная съ младшихъ. Лида подала поводъ нескончаемому смху и шуткамъ, ибо не придумала ничего иного, какъ пойти къ маменьк, попросить полдника съ варенцами и пастилой, и чаю съ топлеными сливками. Крикъ негодованія встртилъ это предложеніе.

— Это мы можемъ сдлать и длаемъ почти каждый день. Вотъ выдумала, сказалъ Митя съ презрніемъ.

Папочка погладилъ смущенную Лиду по головк и сказалъ улыбаясь:

— Мы съ тобою пороху не выдумаемъ, да это все равно, безъ насъ порохъ выдумали и еще мало ли что выдумываютъ; за то мы съ тобою люди добрые и кроткіе. А ты, Анюта?

— Я, папочка, хочу…

— Опять хочу, замтила Маша укоризненно; — противное слово твое, но любимое. Съ нимъ ты разстаться не въ состояніи.

— Ну, не придирайся Маша, отвчала Анюта съ гримасой нетерпнія, — я хотла бы, — ну будешь ли довольна моимъ выраженіемъ, — слушай, я повторяю: я же-ла-ла бы ес-ли вы сог-лас-ны, ну такъ хорошо ли? сказала Анюта лукаво глядя на Машу.

— Говори, мы ждемъ, сказалъ папочка нетерпливо.

— Погодите, сказала Маша насмшливо, — Анют надо сперва на своемъ поставить, а потомъ она удостоитъ насъ отвтомъ.

— Такъ ты надо мной насмхаешься, сказала Анюта обидвшись, — такъ не буду же я говорить, длайте какъ хотите, мн все равно!

Папочка сдлалъ видъ, что ничего не замчаетъ, спокойно обратился къ Агаш и сказалъ:

— Твой чередъ. Ты что хочешь?

— Кататься въ лодк и посл пить чай на томъ берегу Оки.

— Ваня, а ты? спросилъ папочка.

— Нанять лошадей и прокатиться за городъ на каменную гору и прыгать въ обрывъ.

Каменною горой называлась гора совсмъ безъ камней, а напротивъ вся изъ сыпучаго песку, съ обрывомъ къ рк. Обрывъ имлъ много уступовъ и дти забавлялись раза два или три въ лто, когда доходили до каменной горы, тмъ, что прыгали съ верху въ сыпучій песокъ. Эти отчаянные скачки внизъ не грозили никому и ничему никакою опасностію кром платьевъ, который зачастую такъ обрывали и пачкали, что Маш задавали работу на цлую недлю. Она терпть не могла этой забавы и знала, что несмотря на заявленія двочекъ, что он помогутъ ей чинить и штопать, ей придется все это сдлать одной, а дла и безъ этого было у ней не мало. Она не утерпла и воскликнула отчаянно махая руками.

— Нтъ! нтъ! только что сшили новыя лтнія платья, а ихъ рвать и портить на обрыв, ни за что!

— Маша! сказала Анюта, — мы старыя платья наднемъ. Она была страстная охотница скакать въ обрывъ.

— Нтъ! Нтъ! говорила Маша. — Ни за что!

— Успокойся, Маша, это только мннія, сказалъ папочка. — Митя, твоя очередь.

Митя въ качеств подростка, ему только что минуло шестнадцать лтъ и онъ считалъ себя, большимъ, предложилъ идти утромъ къ Золотому ключу, взять съ собой всякихъ пироговъ и лепешекъ и провести тамъ весь день; онъ общалъ посл прогулки въ рощ, находившейся вблизи, прочесть поэму Пушкина: «Полтава».

— Вотъ это будетъ всего лучше, сказалъ папочка, — и я послушаю твоего чтенія.

Маша одобрительно покачала головой.

— Ты, я вижу, согласна, сказалъ папочка Маш, — и потому я считаю вопросъ ршеннымъ.

— Не совсмъ, отвтила Маша, — я предлагаю поправку: сперва пойдемте въ пригородный монастырь, помолимся Богу за счастливое окончаніе учебнаго года, и поблагодаримъ Его за наше великое счастіе, а оттуда пойдемъ къ Золотому ключу. Я захвачу всего для вкуснаго обда.

— А ты умне всхъ, какъ всегда, сказалъ папочка, и прибавилъ весело: — Быть по тому, а я отъ себя прибавляю рубль серебромъ для особеннаго угощенія всей компаніи.

И тогда поднялись голоса:

— Мармеладу, кричала въ восторг Агаша.

— Мятныхъ пряниковъ, вопилъ Ваня.

— Изюму и винныхъ ягодъ, настаивала Лида.

— Шепталы, прокричала Анюта изъ-за угла, забывъ свою недавнюю досаду.

— Вотъ и Анюта подала голосъ, сказала Маша, — ну отлично, я всхъ помирю и всего будетъ по немногу, и мармелада, и пряниковъ, и всего, всего.

— Однако не обдать же намъ шепталой и изюмомъ, сказалъ Митя не безъ важной серьезности.

— Не безпокойся, сказала Маша. — Мы возьмемъ корзинки, будетъ и пирогъ съ курицей, и говядина, и лепешки. Каждый понесетъ что-нибудь, всякій то чего требовалъ.